— Да только вы не знаете, что потом было!
— А что потом было?! — подхватила она в тон.
— Максим эту женщину поселил куда-то и даже работку ей приискал. Довольно только завалящую — все, заметьте, от чистого сердца! Но она довольна была, и все шло хорошо. Только крепился он, я думаю, неспроста, а потом взял и заставил ее с ним переспать! Выходит, значит, в награду! — с жаром воскликнул Николай Николаевич и придвинул свое негодующее лицо к собеседнице, в нетерпении ожидая ее слов.
Глаза Светы затуманились печалью, она грустно качала головой, а сама думала: "Твой главный козырь! Что-то в вас есть похожее: в тебе, в моем папаше. Какая наивность…" Так она думала, но также почувствовала, что эта история ей чем-то неприятна и поняла, что надо быть начеку. Но особенно было нехорошо, что этот болван что- то имеет в виду, и, кажется, его история не про кого-то, а именно про нее.
Она отодвинулась в раздражении, а он мигом придвинув кресло, быстро, страстно зашептал:
— Как вы красивы, сокровище мое….
Она резко вскочила и шагнула в сторону, но он с неожиданной стремительностью сгреб ее, не успевшую пикнуть в охапку, и, крепко держа одной рукой, другой стал доставать из кармана сложенные листочки.
— Вот, вот… для вас… — бормотал он ей в лицо, начиная шалеть от ее близости и своих чувств. — Посмотрите только!
— Да разве одним глазком заглянуть… — она дотронулась пальчиками до краешка письма, приостановилась на секунду, заглянув в его возбужденные глаза, и тихонько выдернула письмо из его руки.
— Специально для вас, радость моя, сокровище мое… — глухо сопел Николай Николаевич с затуманенным взором. — Читайте, смотрите, каких подлецов земля носит… Земляка, старого друга пре-да-ет! Донос, настоящий донос на Илюшу накатал! — захлебывался он, дрожа и крепко прижимая Свету к себе.
Но она словно не замечала его рук, впившись глазами в письмо.
— А вы откуда знаете? — при последних его словах она вскинула голову. Откуда у вас это?!
— Я много чего знаю… — хитро прищурился Николай Николаевич, чувствуя неожиданный свой вес и значение. — Хорош Шустер? Сегодня он вас медом кормит, а завтра с потрохами продаст! да хоть… такому же, как сам, а?!
При этих словах Света начала страшно бледнеть и невидящими глазами уставилась на собеседника, потому что перед ее глазами скакала возбужденная Иркина физиономия и гремели слова подслушанного из чуланчика разговора. Николай Николаевич, не ожидая и не понимая такого впечатления, но мгновенно и сильно обрадовавшись, весь прижался к ней.
Света инстинктивно дернулась в сторону, вырвавшись наконец, с усилием переводя дух. "Ай да Максик-шалун!" — в волнении, дрожа, заговорила она, пройдя несколько шагов. Ярость охватила ее. Она обернулась к Николаю Николаевичу и резко спросила: