Еще рано, но мир уже раскален. Эвкалипт шевелит узкими листьями, отбрасывая томную и побледневшую от жары тень под свои ноги.
Еще немного понежиться в постельке, сейчас и кофе.
— Ма… ма!.. Где же ты?!
— Деточка проснулась. Выспалась ли, маленькая?
— Мамуля, кофейку бы лучше…
— Да, Светочка, сейчас.
"И правильно, так ему и надо. Ушла и мать увела. Он думает, он пригласил нас сюда, так ему все можно!"
Она подняла голову, прислушиваясь к себе. Ее светлые глаза потемнели, наливаясь тяжестью. Долго она смотрела в пустоту невидящим взором, и иногда странное выражение проскальзывало по ее лицу. Если бы мать увидела ее в эту минуту, то, наверное, была бы поражена глубоким несоответствием теперешнего большого внутреннего напряжения с ее всегдашним легкомысленно-безмятежным видом.
"Садись на самолет, — бормотала она, мрачнея, — здесь все будет. В Ригу позвонил…"
Не в силах больше лежать неподвижно, она села на постели, надела тапочки, машинально завела будильник и осталась сидеть в той же позе.
"Муж волнуется… как же — почти без ничего, долго ли пробуду да когда позвоню. Недолго, Стасик, недолго, папочку пол-жизни не видала…"
Внезапно в лице ее промелькнуло глубоко несчастное и беспомощное выражение. Она замерла, превозмогая себя, но не сдержалась, и неожиданно глаза ее наполнились медленными и полными слезами. Теплой ладошкой она с нежностью потрепала себя по щеке, улыбнулась, потрепала с другой стороны и взглянула на мать, появившуюся в дверях.
— Ты, мамуля, что Стасу по телефону сказала? Я тебе не велела с ним то да се обсуждать, нет меня и все, ушла и когда буду — неизвестно!
— И не буду, Светик. Но столько времени прошло… — Нина Ивановна, разглядывая дочку, проникновенно добавила: — Может, ты ему что-нибудь скажешь? Все-таки муж…
— Мамуля, ты в любви не понимаешь, а советы мне даешь…
— Ты, красавица, сама знаешь. Только растерялся он совсем… простодушно сказала Нина Ивановна.
— Потом как-нибудь. Он сам звонить перестанет, я думаю.
— Ах, доченька… Если уж говорить по-совести, не такой он и муж был хороший. Недостоин он тебя. Я раньше нет-нет, да подумаю так, только тебе не говорила. А теперь отсюда виднее… — сказала Нина Ивановна, как будто неожиданно для самой себя крепко проговорившись. — Вот Максим не видный, с виду захудалый да кривой, но выглядит не в пример солиднее… — Нина Ивановна впервые заговорила о Шустере прямо.
— Деньги у него солидные! — не без коварства усмехнулась дочь.
— Я не это имела в виду!
— А может как раз это, мамуленька? — Света зорко взглянула на мать, а та смутилась, но не конфузливо, а с негодованием и даже слегка всплеснула руками.