— Волки позорные! — выдохнул кто-то.
Вспыхнула и погасла в подсвечнике последняя свеча, осветив задумавшиеся, утомленные лица. Ночь безнадежно сгорала, испепеляя хлопушки, шарики, бенгальские огни: шелуху, блеснувшую элегантным нарядом богача, взятого напрокат в захудалой лавке. Праздника нет, костюм оказался дешевкой, и надо приниматься жить. Тишина повисла в гостиной.
— Я чувствовала что-то такое, но не понимала, в чем дело, — сказала Ирка тихо.
— Нормальная страна. Деньги есть и дом купить можно, а что еще человеку надо! — изрек Саша.
— Мне иногда домой хочется… — Ирка от рассказа Николая Николаевича неожиданно для себя опечалилась. — Я давно здесь живу, а все какое-то… чужое.
— Плохое?
— Да нет… Именно не плохое — все хорошее, — она скривила мордочку, а — чужое.
Николай Николаевич кивнул головой.
— Я прожил здесь жизнь и скажу, что ваше поколение — везунчики. Двадцать лет назад на улице били в лицо, услышав не английскую речь. Я сам был свидетелем. Да и много чему я был свидетелем, — прибавил он, нехорошо меняясь в лице.
Неожиданно Анжела громко рассмеялась:
— Интересно, что бы ответили на это русские правозащитники — лауреаты премий. Есть такие новые в России иконы. Вот потеха! Им теперь надо не в России — на Западе объединяться и русских защищать!
— А в России не поверят… — заметила Света.
— Западная демократия существует для всех, — сказал Вадим, — но на деле у нее одно качество для своих, а другое для чужих — двойной стандарт!
Шустер скривился. Многие отвернулись.
Вадим вышел в сад, где курила Лена.
— Где Динка? — спросил он.
— Спит. Я наверху ее уложила.
Вадим порылся в кармане.
— Вот ключи: разложи сиденье в машине, я принесу ее сейчас.
— Ты что, домой собрался?
— Конечно.
— Вот так всегда!.. — протянула Лена разочарованным голосом. — В кои-то веки из дома вырвались, и вот — конец празднику!
— Что же тебе интересно здесь? — печально спросил он.
— Да все! Отличная компания. Ученые, художница, торговый атташе — тебе мало?! Ты всегда недоволен! Лучше вернуться в Россию, зажить с мамочкой в лесу и рассматривать чужую мазню на своих стенах? — сказала Лена с негодованием.
— Все. Я устал. Хочу остаться один. Один!
— Ах, один! — вскинулась Лена, ища ссоры. — Ты серьезно?
В глазах ее ходили волны, появилась какая-то глубокая решимость, отчего она вся подобралась и осунулась.
— Конечно нет. Надо… подумать. Побыть одному.
— А я серьезно! Мне все надоело, все, все!
— Что происходит?! Ты мучаешься и меня мучаешь! — неистово закричал Вадим и, вскочив с земли, сделал попытку обнять жену, но она вырвалась и отвернулась. — Лена, я хочу видеть твои глаза: когда же мы поймем друг друга?! В России мы измучились вместе ужасно!.. — вырвалось у него.