— Прекращай, я сказал, — сквозь зубы цедит Коннор.
Блез мимолетно усмехается, прежде чем подняться на ноги, подойти впритык, скрипя досками пола, склониться к самому лицу и шепотом выдохнуть:
— А глаза-то у вас обоих папкины, да?
Сердце пропускает удар. Бутылка влетает в один из ящиков, взрывается, словно переспелый фрукт, фейерверком зеленых осколков разлетается в стороны. Остатки рома пропитывают древесину и стекают вниз, а терпкий запах наполняет спертый воздух. Блез с равнодушием оглядывает остатки бутылки и интересуется:
— Так я прав?
— Скажешь ему хоть слово об этом, — Коннор поднимается на ноги, рукой опираясь на стену для устойчивости, — и, клянусь, я плюну на все и пущу стрелу прямо в твой поганый глаз.
Он чувствует, как страх и злость удавкой обнимают его шею, сдавливают горло. С той самой минуты, как он узнал правду о собственном происхождении, его главным страхом стало то, что однажды она могла дойти и до самого Ричарда. И вот, человек, разгадавший его главную тайну, стоит прямо перед ним, и от одной мысли о том, что он может сделать с этими знаниями, у Коннора проступает холодный пот.
— Вот как? — Блез вскидывает брови. — Так он совсем ничего не знает?
— И никогда не узнает.
— В чем же дело? Боишься, что он начнет ревновать тебя к папочке?
— Потому что... — Коннор со стыдом отводит взгляд. — Это к Лодуру все разрушит. Все, во что он верит. Сам он этого не признает, не богохульничает, но отец для него — бог больше, чем Тар. Тара он вживую не видал, а отец для него с младенчества герой. Великий рыцарь, победитель турниров, образец доблести, чести и отваги, чтоб его... Похожим на него стать мечтал с тех пор, как вообще мечтать научился. Он и за мечом этим проклятым охотится только чтоб отцу себя показать, доказать, что достоин его сыном зваться. А я... — он горько усмехается. — Возьму да расскажу, что его херов герой при живой жене служанке бастарда заделал, а потом открестился от него?
— Потому-то тебя и сослали в Орден? — Блезу приходится задрать голову, чтобы заглянуть ему в глаза. — Боялись, что старший незаконный сынок права на место наследника предъявит и семейку опозорит? Да к тому же по матери теллонец. Это для них хуже убийцы и насильника.
Коннор чувствует, как от резкости его слов рвется наружу годами сдерживаемая боль, обращается словами, за которые он ненавидит себя и которых уже не может сдержать:
— Мать его месяц не доносила и от родильной горячки померла, ему три дня всего было. Лучший столичный целитель и тот ей помочь не сумел. Тогда мою мать ему кормилицей назначили, мне самому года еще не исполнилось. Он мне тогда уже как брат был, до того еще, как про отца узнал. У меня во всем мире никого, кроме него и матери, нет. Я бы сам умер, но его не предал. А они... Отец и бабка. Все ждали от меня ножа ему в спину, что вместо него после отцовской смерти их сраный род возглавить захочу...