Сокрытый от ветра крупным камнем, огонь горит ровно и жарко, своим светом заполняет вязкую осеннюю темноту. С облегчением Амиан протягивает в его сторону дрожащие от холода руки, ловит долетающие обрывки тепла, вдыхает терпкий и щипающий ноздри запах дыма, не рискуя подходить ближе. Желудок сводит даже после двух кусков жесткой солонины, жевать ее — словно жевать кусок вываренной кожи, но несмотря на непривычные холод, голод и долгий переход, за всю дорогу он ничем не выдал собственных мучений. Даже когда от усталости он чуть не свалился в овраг.
Все его немногочисленные пожитки навеки сгинули в огне вчерашнего пожара, поглотившего резервацию, а сунутый кем-то из бунтовщиков плащ едва ли спасает от холодов, к ночи становящихся совсем невыносимыми. В попытках отвлечься Амиан трет заслезившиеся от дыма глаза и думает о странной иронии — безумное ревущее пламя, стершее с лица земли всякое напоминание о последней паре лет его жизни, и костер, столь сильно манящий своим теплом, были делом рук одного и того же человека.
Амиан невольно обращает взгляд к спине сидящего полудракона и чуть ежится. Разумеется, умом он понимает, что едва ли кто-то из собравшихся желает ему зла, едва ли кому-то вообще есть до него дело. И все же сейчас, как и весь день до этого, он не может отогнать от себя необъяснимое чувство страха. В особенности находясь столь близко.
Сам он, как и остальная четверка из Скара, по классификации Ордена относился к наименее опасным из абаддонов — тем, что не могут не только убить человека, но и причинить ему телесного вреда. О тех, кто был подобен Гидре и жуткому типу, скрывающему собственное лицо даже от союзников, в прежние времена ему доводилось лишь слышать. Сперва из ходивших по землям империи страшных баек, большую часть из которых рассказчики выдумывали сами, а потом и от собственных тюремщиков в те редкие моменты, когда у них появлялось желание говорить с заключенными. Резерваций для подобных полукровок было мало — не оттого, что мало было их самих, а оттого, что схватить такого живьем было для Ордена редкой удачей, почти всегда стоящей нескольких жизней. Тех абаддонов, которым не посчастливилось умереть от стрелы сразу, содержали столь строго, что условия Скара в сравнении с этим могли бы показаться удобствами императорского дворца.
В глубине души Амиан осознает, что именно подобные ей самой нужны Гидре в ее борьбе. Захват слабой резервации был для нее тренировкой, проверкой собственных сил и слаженности работы завербованных ею, первым устрашающим посланием для Венерсборга и императора лично — они идут и они способны расправиться даже с теми, кто испокон веков защищал от них человечество. Никто больше не в безопасности.