С наступлением темноты на палубе появляются стеклянные сосуды в стальной оплетке, сильно напоминающие обычные лампы, вот только вместо горящего жира внутри у них — камни вроде тех, что ей довелось увидеть у мальчишек-наемников. Штолцервальдские светляки, вспоминает она слова Коннора.
Светильники, никак не способные вызвать пожара, развешивают по предназначенным для них креплениям, сами гномы дружно скидывают капюшоны, а кто-то и плащи. Мертвенно-бледный свет озаряет палубу и воды реки по бортам судна, и от подобного вида Аде нестерпимо хочется протереть глаза и отвернуться куда-то, где к ней вернутся такие привычные и уютные луна и звезды. Но небо, когда она поднимает на него взгляд, оказывается затянуто плотным покрывалом облаков, не выпускающим наружу ни единого лучика.
К ее радости, уже вскоре после отплытия, через посланного наверх сына, сам мастер-кузнец приглашает всех их в свою каюту, чтобы разделить с ним ужин. В удивительно просторном, хоть и ужасно низком помещении, куда они спускаются по трапу, расставлены те же холодные светильники, но светляки в них чуть желтоватые и, хоть в действительности и не дающие жара, кажущиеся теплыми. Несколько из них выставлено посреди блюд на широком, но непривычно низком столе, первым же бросающимся в глаза среди прочего натюрморта из жизни путешествующего стеллунгферца. На стенах здесь висят щиты, поверх которых рука художника с любовной точностью нанесла изображения одинаковых шлемов без забрал, а под каждым из трех щитов свою сталь скрещивают по два настоящих меча, на свет появившихся уже стараниями мозолистой руки кузнеца, — заметно старые, но безупречно вычищенные.
Ада проходит ближе к столу и замирает, с удивлением и интересом оглядывая прежде не виденные угощения: в большинстве своем более привычные ей на вид салаты и несколько кувшинов, но меж них виднеется и что-то совсем диковинное и непонятное. Самым же странным кажется ей то, что она не видит совсем никакого мяса. Заметивший ее растерянность хозяин, меж тем, истолковывает ее по-своему:
— Не смущайтесь, юная госпожа. В Стеллунгфере даже старики не занимают мест вперед женщин. Окажите мне честь, будьте украшением вечера.
С невольно порозовевшими щеками Ада занимает отодвинутый для нее стул — такой низкий, что ей едва удается скрестить ноги, чтобы вместить их под стол. Вся посуда перед ней, вплоть до тарелок — чистая сталь. Пока мужчины занимают остальные места, с еще большим чем она неудобством устраиваясь за низким столом, Ада изучает кованные узоры по кайме тарелки и кубка, такие тонкие и изящные, что в сравнение с ними не шел даже расписанный краской фарфор, который она привыкла видеть дома.