— Если позволите, — с поспешностью выпаливает Ричард, — я был там и готов поклясться своей жизнью и честью, перед вами и самим Таром в храме, что именно так все и было.'
— И я могу, Ваше Святейшество, — присоединяет свой голос к его Ада. — Перед Таром или Тарой, как вам будет угодно.
— Ну а я же могу поклясться, что этот человек трус и вор, — зло вмешивается сир Олфрик. — Мы не нашли при нем стрелы, чем еще он может доказать, что оставил ее в сердце абаддона, а не продал, как и собирался?
— Он ничем не станет это подтверждать, — Блез спрыгивает вниз с пьедестала, и заинтригованная толпа послушно расступается перед ним на пути к эшафоту, своим движением едва не утащив прочь Аду и Ричарда. — Это ты сам сейчас все подтвердишь, сир кассатор. Тебе ведь доводилось хоть раз видеть, как умирают абаддоны?
— Это оскорбительно и возмутительно… мессир.
Ряд кассаторов смыкается плотнее, стоит наемнику подойти прямо к ним, хоть на их лицах и можно уловить едва различимый налет растерянности и интереса. Жрец машет им ладонью:
— Дайте ему пройти, сиры.
Первой, как подмечает боящаяся вздохнуть Ада, в сторону тут же отступает девушка, что этим утром и сорвала их почти удавшийся побег из города.
Ступая на запятнанные кровью доски, Блез чуть замедляет шаг, качает головой и невесело замечает оказавшемуся прямо перед ним Коннору:
— Я в жизни ни ради одного мужика на виселице не оказывался, ты уж постарайся потом не разочаровать. Мессиры, моны, сиры кассаторы, — он притворно раскланивается, подходя к самому краю эшафота, где уже стоят командующий и жрец. Лишь сейчас, глядя на него вблизи и в полный рост, Ада замечает в его руке что-то небольшое, обернутое потасканной тряпицей. Коннор тоже видит это, невольно поддается вперед и шумно выдыхает. — Позвольте же показать вам, а следом возвратить Ордену — со всем почтением! — его бесценное сокровище. Увы, — он разворачивает тряпицу перед неисчислимым количеством следящих за каждым его движением глаз, — больше не пригодное для использования, попорченное кровью двинутого драконьего ублюдка и разломанного лично мною — виноват — чтобы удобнее было забрать с собой.
Под шелест толпы Блез поднимает над головой две половины переломленной стрелы. Даже ее наконечник, прежде единственное не черное место, теперь почти полностью почернел от засохшей на нем крови. Часть ее все же смазалась и осталась на ткани жесткой коркой.
— Ну что, сир кассатор? — интересуется он с ухмылкой, передавая обломки поджавшему губы командующему. — Это настоящая стрела, которая лишилась сил после убийства абаддона? Вы ведь не станете лгать, благородный имперский сир, когда ваши боги вовсю следят за этой площадью?