— Вот как? — сказал Костя.
— Да, представь себе, — снова кивнул я. — Подозреваю, что с Шавкатом его связывало именно такое дело. Он наверняка снял его за чем-нибудь непривлекательным. После того, как вы случайно, как ты сам утверждаешь, встретились у Шавката, он, очевидно, сам к тебе подошел.
— Да, — сказал Костя. — Он подождал, пока я выйду от него, от Шавката.
— Отлично, — продолжил я. — Думаю, что выглядел он как-то необычно.
— Мы с ним давно не виделись, — проговорил Сюткин. — Но мне бросилось в глаза, что он неестественно бледный.
— И ты подумал, что это связано со снимками, которые он тебе вручил при этой вашей встрече, так?
— Так.
— Замечательно. На самом деле, думаю, что выглядел он так потому, что восточный экстрасенс-шарлатан опоил его чем-то таким, что на время вырубает человека. Самое примитивное, что приходит мне в голову, это то, что он подсыпал ему что-то в кофе.
— Зачем?
— Очень просто. Стас Лейкин вырубился, и он подложил ему в фотоаппарат небольшую бомбочку, на которой, кстати, ты и подорвался. Зачем ты трогаешь чужие вещи, Костя?
— Гриша, не ковыряйся в моих болячках. Просто машинка была хороша.
— Ладно. Теперь дальше. Когда Лейкин вырубился, он, естественно, покопался в его вещах, я имею в виду Шавката, и увидел фотографии с двойником. После ухода Стаса он доложил обо всем в соответствующие органы, но бомбу убирать обратно не стал. На всякий случай. Только так я могу все это объяснить. Но органы этого не делали, точно. Они не покушались ни на Лейкина, ни, тем более, на тебя. Им стала известна фамилия Стаса — и все. Наверное, на глаза Шавкату попалось какое-то его удостоверение.
— Логично, — согласился Костя. — И что ты думаешь делать со всем этим?
— Просто хотел знать, — пожал я плечами. — Не люблю, когда что-то неясно.
Он немного помолчал, я тоже не хотел ничего говорить. Вдруг он сказал:
— Знаешь, Гриша. Я тут подумал немного. На самом деле вот этот двойник — это знаменитый алмаз «Кох-и-нур».
— Почему? — не понял я.
— Потому что обман. Красивый обман И все, кто находится рядом, страдают. А обман живет. Все умрут, а он останется.
— Это, наверное, слишком сложно для меня, — сказал я. — Я пойду. Выздоравливай.
— Ладно, — пообещал Костя.
— И не расстраивай больше маму. Она у тебя хорошая.
— Знаю, — сказал он. — А ты не обижай Юлю. Она тоже хорошая.
— Знаю, — согласился я.
Когда я вышел от Кости, Юля и Людмила Васильевна что-то горячо обсуждали.
Я подошел к ним.
— Можно идти — сказал я. — Все будет хорошо, Людмила Васильевна. У вас замечательный сын. Хотел бы я, чтобы у нас с Юлей был такой же.