Слава богу, Мейбл время от времени наведывалась в Лондон по делам. Ванда испытывала счастье, когда дочь была рядом с ней. Ее радовали вполне обыденные вещи: поездка на велосипеде к дочери, совместное чаепитие в ее квартире. Пока Мейбл вглядывалась в ноутбук, Ванда осторожно поливала ее орхидеи. Еще несколько минут, и Ванда отправится домой, но сначала привалится бедром к спине дочери и прочтет несколько строчек на экране.
– Нет, мамочка, – заслоняя ладонями монитор, говорит Мейбл.
Ванде нравилось, что ее дочь, которой было уже без малого пятьдесят, продолжает называть ее мамочкой. Ей все же удалось что-то подсмотреть.
«Сахарный тростник. Растение со стеблями толщиной с бамбук, из которых получают сладкий сок, в конечном счете изменивший мир».
– Я правда не хочу, чтобы сейчас кто-то читал это, мамочка.
– Что это такое, дорогая?
Не поднимая глаз, дочь ответила:
– Хочу написать новую книгу. Это просто заметки, которые пригодятся мне, когда я вернусь домой.
Мейбл сказала «домой»? Или Ванде послышалось и она произнесла «в Рим»?[33] Нет, она не сказала «домой». Потому что ее дом здесь, в Лондоне, рядом с ними. Здесь средоточие всего того, что нужно в жизни ее дочери и внуку, разве нет? Достижению этого посвятили свою жизнь Ванда с мужем. Ибо прежде всего они были мамой и папой Мейбл.