Когда мы отправились на обед, я ощущала стопроцентную надежду. У меня был план: сесть рядом с ним, использовать все свои кокетливые уловки, а если они не подействуют, спросить напрямую: «Как ты относишься к отпускным романам?» (Если вопрос его потрясет, я смогу притвориться, что это сюжет моего следующего романа.)
Но он так и не появился. Он так и не появился!
Как можно не прийти на обед? Обед входит в ретрит. Это бесплатно. И вкусно. Я ничего не понимала.
Потом стало еще хуже: он не пришел на дневное занятие йогой. Фарида даже подошла ко мне и спросила: «Не знаете, где Голландец?»
(Примечание: она спросила меня. Это говорит о том, что люди заметили, что между нами есть связь. Хотя какая польза от связи, если его здесь нет?)
На этом этапе я сдалась. Я подумала: «Он ушел. Его это не интересует. Ни писательство, ни я». Затем я горько прокляла себя за то, что отвлеклась этим утром, потому что, в конце концов, этот курс совсем недешевый. Я решила переориентироваться, забыть о любви и заняться тем, ради чего приехала: писать. Не думать об отпускных романах. Писать.
Я села на кровать и некоторое время просматривала распечатку своей рукописи, размышляя, должен ли Честер слезть с повозки с сеном или, может быть, повозка с сеном должна загореться. Потом я подумала: а что, если Клара спряталась на телеге с сеном и теперь сгорит заживо? Но тогда это была бы такая короткая, грустная книга…
И тут произошло чудо. Из окна спальни, выходящего в один из закрытых двориков, донесся голос. Это Книголюб воскликнул: «О, Голландец! А мы думали, вы уехали».
Затем я услышала, как мужчина ответил: «Нет, я просто уходил после полудня. Как прошла йога?»
Затем последовал какой-то разговор, который я не расслышала как следует, и Книголюб сказал «Увидимся за ужином», Голландец ответил «Конечно», и мое сердце забилось, а рукопись соскользнула на пол.
И теперь надежда неудержимо танцует вокруг меня. Я закрываю ноутбук, в последний раз брызгаюсь духами, натягиваю курту цвета индиго и направляюсь по освещенным свечами коридорам и внутренним дворикам в мощеный сад, где подают ужин. Я уже вижу Голландца – и пустой стул рядом с ним. Я займу это место.
Ускорив шаг, я подхожу к нему как раз перед Остин и как клещ вцепляюсь в стул.
– Сяду-ка я здесь, – говорю я самым беспечным тоном, на какой только способна, и быстро сажусь, прежде чем кто-нибудь успевает что-нибудь сказать. Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и поворачиваюсь к Голландцу.
– Привет, – улыбаюсь я.
– Привет! – Он улыбается в ответ, и все внутри меня сжимается от желания.