— Расстояться, — пояснила она, поймав недоуменный взгляд Гуннара.
Он кивнул, на самом деле толком ничего не поняв. Проспится — спросит. Стер рукавом пот со лба, ругнулся, поняв, что перемазался в муке. Впрочем, не он один — на щеке у Эрика красовалась белая полоса, а Руни умудрился и вовсе обсыпаться так, что даже на белой рубахе видно было. И у Ингрид белая прядь в волосах, одна Вигдис чистенькая, видать, привычная.
Гуннар возгордился поначалу, потом вспомнил, что ему она пирогов не пекла, собрался было обидеться, решил вместо этого выпить еще, пролил на рубаху. Попытался стряхнуть капли, и обнаружил, что, смешавшись с мукой, которой он тоже обсыпался, вино превратилось в липкое тесто. Выругался — вслух.
— Снимай, кажется, самому отмыться будет проще, чем это отстирать, — притворно посочувствовал Эрик.
— Только если ты штаны снимешь, — ухмыльнулся Гуннар.
Целитель посмотрел вниз — оказалось, что он несколько раз прислонился к столу, собрав на штаны не только тесто, но и желток. Ругаться не стал: заржал.
— Могу и снять, но девчонок напугаю.
— А у тебя там есть, чем пугать? — ухмыльнулся Руни.
— Померяйтесь еще, — фыркнул Гуннар.
— Эти могут, — сказала Вигдис, выставляя на стол пустой лист. — Но я в судьи не нанималась.
— Ингрид? — Руни снова ухмыльнулся.
— Я пристрастна, — она отошла от печи, обняв Эрика со спины, потерлась щекой о щеку.
Руни рассмеялся, глянул на Гуннара, который не стал дожидаться, когда он брякнет спьяну что-нибудь этакое, на что придется отвечать ножом: обложил в три этажа, обозвав охальником и посоветовав Сив стати свои показывать, она оценит.
— Не оценит, ей сравнивать не с чем, — хмыкнул Руни.
Ну да, хорошо воспитанная девочка из приюта при церкви.
— Еще скажи, что ты об этом жалеешь.
— Нет. Сам такую взял.
— Кто о чем, а вшивый — о бане. — Ингрид разлила по кубкам нагретое вино. — Или вы перестаете трепаться о бабах, или мы с Вигдис начинаем обсуждать мужиков.
— Не о работе же трепаться. — Руни отхлебнул вина. — Во-первых, неаппетитно. Во-вторых, я уже не слишком понимаю, о чем можно рассказывать, а о чем нельзя. Или я перепутал, что во-первых, что во-вторых…
Он задумчиво заглянул в кубок, точно пытаясь высмотреть на дне под вином какое-то сокровище. Залпом выпил, добавил, задумчиво:
— Пьянство — грех.
— Тогда иди молись, а мы продолжим, — рассмеялся Эрик.
— Молиться я буду завтра. Похмелье, знаешь ли, очень способствует душеспасительным мыслям.
Он выложил на лист очередного уродца, задумчиво оглядел уже не слишком ровные ряды будущих пирожков. — А кто-нибудь догадался запомнить, какие с чем?