— И желают добра от всей души, — криво усмехнулся он. — Какую только гадость люди ни называют любовью и какую только мерзость ни творят, искренне желая добра.
Но, может, она что-то поняла? Не стала же заставлять младшего забыть.
— Умеешь, — повторила Вигдис, отводя ему со лба прядь волос. Гуннар поймал ее ладонь, прижался щекой, на миг закрыв глаза.
— Мне надо идти. — На самом деле сейчас он вовсе не хотел никуда идти.
— Останься, — попросила Вигдис, не отрывая руки. — Хочешь — на ночь, а хочешь… — Она осеклась, резко встала, отвернувшись. — Я бы хотела сказать «насовсем», но скоро этот дом перестанет быть моим. Но пока он мой… — Она снова обернулась. — Останься. Прошу. Я устала быть одна.
Да, дом… Он совсем забыл, занятый своими заботами. Надо спросить у Эрика, получилось ли. И если не получилось, может, в самом деле поискать в пригороде что-нибудь попросторней? На двоих? Размечтался, одернул он себя. Сначала разобраться бы, на что самому жить. Впрочем, об этом после.
— Правду говоря, сегодня мне совсем не хочется никуда идти.
Вигдис снова юркнула в постель, прижалась всем телом.
— А потом?
— Палец в рот не клади, да? — хмыкнул Гуннар.
— Пользуюсь моментом… Хотя бы пока не найдешь новое жилье. А пока ищешь… Что плохого в том, что женщина боится ночевать в доме одна и нанимает телохранителя? — продолжала она.
— Который будет денно и нощно охранять ее тело от холодной постели? — он рассмеялся, качая головой. — У меня нет сил с тобой спорить.
— Так не спорь. Хочешь спать один — места хватит.
— С тобой разве уснешь? — улыбнулся Гуннар, взъерошивая ей волосы. — Но один не хочу.
Потом, когда ее голова снова устроилась у него на плече, Гуннар сказал:
— Сделай мне большое одолжение…
Она приподнялась на локте, глянула вопросительно.
— Не ходи одна поздним вечером. Пока я здесь — буду тебя провожать. А если придется уехать — что-нибудь придумаем.
Вигдис недоуменно на него посмотрела. Гуннар почти ожидал шпильки, дескать, уже указываешь, что делать, а чего нет, но она промолчала, лишь взглядом попросив объяснить.
— Кто-то убивает одаренных. Я боюсь за тебя.
— Должен же он когда-то остановиться.
— Я слышал, что силы никогда не бывает слишком много. Он не остановится.
— Думаю, мне нечего бояться. — Она откинулась на подушки.
Конечно, одаренные меряются не силой, а плетениями. Но болт с наконечником из небесного железа — и грош цена тем плетениям. Или простой камень в затылок, как было с Эйлейвом.
— Не знаю, каков был тот, в чьей смерти обвинили меня, и второй, но Скегги был не дурак подраться.