— А разве вы не всех исцелили?
— Надо подновлять плетения. Впрочем, с этим и Ингрид справится. Если решит остаться.
Да, пожалуй, надо с ней поговорить, и больше тут, наверное, делать нечего. Ах да, стрясти с Хаука плату за… три дня? Или четыре? Сосчитать не получалось хоть тресни, в потоке событий дни путались с ночами. Как бы половчее у кого-нибудь спросить, не оставив впечатления, что из ума выжил?
— Я думал, вы велите ей уйти тоже, чтобы отплатить за оскорбление, — сказал Бруни.
— Во-первых, меня не оскорбили… нет, не так. Во-первых, я не собираюсь ей приказывать. Мог бы попросить, и она послушается. Но не стану. Похоже, она нужна Аделе.
Оруженосец уткнулся лицом в колени.
— Я виноват.
Эрик не спрашивал, что там было — услышал достаточно. Когда в тебя летит клинок или плетение — новичку некогда думать, тело все делает само. Это Хаук, или он сам, или еще кто-нибудь, навидавшийся сражений за свою жизнь, помнил бы, что сдвинуться с места — значит открыть того, кто у тебя за спиной. А пацан…
— Первый твой настоящий бой?
Бруни угукнул, не поднимая головы.
— А стреляешь здорово.
— Случайно вышло, — смутился оруженосец.
— Неправда. Ты бы не стал стрелять без уверенности, что попадешь. Ладо, если бы просто промазал, но мог бы и лошадь ранить.
— Ну… почти случайно. Вообще я и правда хорошо стреляю. Только из рогатки. В приюте голодно было, так мы голубей сбивали, пока преподобные матери не видят.
— Монастырь был небогатый, или кухари воровали еду, что вам не хватало?
— Кто же проверит? — пожал плечами Бруни. — Преподобная мать-настоятельница говорила, что мальчикам следует умерщвлять плоть, заботясь о душе. Чтобы не возникали грешные мысли.
— И как, помогало? — усмехнулся Эрик.
— А вы как думаете? — Оруженосец стер улыбку с лица и с досадой добавил. — Чтоб мне этот самострел пораньше разглядеть да подобрать. Может, и госпожу тогда бы… — Он махнул рукой, осекшись.
— Как ее ранили?
Оруженосец рубанул ладонью сверху вниз у основания шеи. Снова опустил голову. Да уж, повезло, что не умерла на месте. И все равно умерла бы, если бы Ингрид не подоспела. Нет, ее увозить с собой нельзя, некоторое время Аделе понадобится присмотр одаренного. Впрочем, Эрик в самом деле не собирался просить и ее уйти. Убийца-то никуда не делся…
Или погиб сегодняшней ночью? Или вернулся под утро? Эрик мысленно выругался. Что ему за дело, в конце концов, до чужих забот? В верности он не клялся, его прогнали за то, что влез не в свое дело, так какая ему разница, если кто-то отправит к творцу Аделу, или Хаука, или обоих?