Вон на краю дороги что-то, очень похожее на белену… Цветов уже нет, а без них из седла точно не сказать. Надо будет во время привала приглядеться получше, едва ли тут один такой кустик. С ней отравителю придется сложнее — воняет. Зато, если удастся ею накормить, легко списать внезапную смерть на белую горячку. Жертва точно так же начнет гоняться за демонами, видными только ей, бросаться на людей, пока не потеряет сознание. А то и прибьют до того, тут все с оружием, стоять и ждать, пока зарубят, не станут.
Дурман? Почти то же, что и белена. Красное лицо, хриплый голос, головная боль, устрашающие видения. Потеря сознания и смерть. Болиголов? Пока Эрик его у дороги не видел, но, кроме дорог, он растет на лесных опушках, а лес — вон он, все ближе. Сперва откажут руки и ноги, потом не останется сил дышать, и задыхаться жертва будет в ясном сознании.
Красавка? Нет, эта здесь не растет, ей нужны нежаркие лета и снежные зимы. Вёх… тоже нет. Точнее, пока его не видно. Он любит низины, где много ручьев, или сырые берега рек.
Да и без того достаточно для знающего человека. Еще грибов, поди, полный лес, тоже есть где разгуляться. Твою ж…
Надо будет на привале поговорить с Ингрид. И Хауком, потому что одна Ингрид за всем не уследит. Необязательно же травить еду, можно ведь и в жаровню кое-что сыпануть, а ночи уже прохладные, жаровни в шатрах жгли… До чего же паршиво, когда не знаешь, с какой стороны ждать удара! С Фолки хотя бы все понятно, но единственный ли он враг?
— Заткнись! — снова рыкнул Хаук на Фолки, обрывая мысли Эрика. — И благодари Творца за великодушие парня. Я бы на его месте тебя с того света вытаскивать не стал.
Эрик выслушал взрыв «благодарностей», покосился на Аделу, все еще зажимающую уши, разъяренного Хаука — и накрыл Фолки усыпляющим плетением. Тот затих на полуслове, обмякнув.
— Ты его не убил часом? — в который раз обернулся Хаук.
Адела вытаращилась на Эрика с откровенным ужасом.
— Нет, просто усыпил. Сон пойдет ему на пользу.
Хаук кивнул. Снова посмотрел на шурина. Покосился на жену. Перевел взгляд на Эрика. Тот понял, накинул плетение.
— Можешь говорить, нас не слышат.
Хаук задумчиво пожевал губами.
— Если ты можешь заставить уснуть… или сделать то, что тебе нужно… можешь ли ты заставить человека сказать правду?
— Могу. Но сможешь ли ты поверить в эту правду?
— Объясни.
— Я буду знать, что заставил человека сказать именно то, что у него на уме. Возможно, чуть меньше, но уж точно не больше. Но не смогу доказать, что не заставил его произнести те слова, которые нужны мне. Что не заставил оговорить себя или оклеветать другого. Поверишь ли ты мне, если то, что узнаешь, тебе не понравится? Правда бывает очень неудобной.