— Настолько неудобной, что легче объявить ее ложью, — медленно произнес Хаук. — Но почему ты уверен в том, что правда, рассказанная Фолки, будет настолько неудобной? Ты же сам говорил, что, возможно, тот болт предназначался не мне, а тебе.
Эрик ответил не сразу.
— А если все-таки он? Что ты сделаешь?
— Убью мерз… — Он выругался, осекшись. Коротко глянул на жену. — Будь это кто чужой, убил бы на месте. Родича вызвал бы, и пусть Творец рассудит, кто из нас больше достоин жить. Но…
Но Адела любит брата, и для нее это будет ударом. А вот в том, что к нему самому она относится хоть немного тепло, Хаук вовсе не был уверен. Эрик, вспомнив, как она льнула в поисках утешения к мужу, сказал бы, что тот ей, самое меньшее, небезразличен. Но родная кровь есть родная кровь, кто знает, на чью сторону встанет девушка, когда все вскроется. Эрик на ее месте — вовсе не на сторону кровных родичей, но он сестер никогда не любил, как и они его.
— И вызвать его не вызовешь после того, как ты его отделал, — продолжал Хаук. — Это будет уже не поединок, а казнь. И…
И снова Адела.
— Не знаю, — сказал он, наконец. — Но гадать, не пригрел ли я змею на груди, еще хуже.
— Хорошо, — кивнул Эрик. — Когда он проснется снова, я расспрошу его для тебя.
Когда солнце перевалило через верхушку неба и двинулось к закату, Хаук велел встать на привал у опушки леса. Фолки проснулся незадолго до того и извел всех, покрывая отборными ругательствами и требуя усадить его в седло. Привязать к шее лошади. Да хоть уложить поперек седла, в конце концов, все меньше позора, чем, как простолюдин, трястись в этой демонами драной телеге. Устав крыть всех и вся, он попытался встать и соскочить на дорогу, но свалился, не одолев и пары шагов. И ладно бы лежал смирно, так нет, копошился, порывался подняться, как перевернутый на спину жук. Возница не поведя бровью натянул вожжи, склонился над благородным — тот немедля попытался зарядить ему кулаком, к счастью, промазал — взгромоздил обратно на телегу. Крякнул в ответ на возобновившуюся ругань.
— Эк заворачивает, сразу видно благородного-то, — задумчиво проговорил возница и тронул лошадь вожжами.
Когда начали разбивать лагерь, Фолки чуть подвыдохся, но, увидев, как остальные спешиваются, нова начал крыть родича на чем свет стоит.
Хаук дернул щекой.
— Адела, Ингрид, Эрик. Нужно поговорить.
— Что случилось? — спросила Адела.
Стихли звуки, словно лагерь отгородило непроницаемой стеной — Ингрид постаралась. Интересно, как она догадалась, что речь пойдет о вещах, о которых рядовым ратникам знать вовсе незачем? Прочитать по губам не могла, разве что по затылкам.