Позади нее осталась неподвижно лежать Адела.
Эрик зажег на ладони огонь.
— Первый, кто сделает еще шаг, умрет на месте.
Криво ухмыльнулся — огонь далеко не самое убийственное из плетений. Проще остановить сердце или накрыть пару-тройку нападающих своим дипломным — вид иссушенных тел охолонит даже самые горячие головы. Но так пустые не увидят, что он потянулся к нитям. Не поймут опасности, пока не станет поздно. А огонь заставит вспомнить, что он не просто мальчик, задуривший голову их предводителю.
Люди замерли. Вигге выпустил локоть все еще кашляющего Хаука, развернулся к воинам. Гаркнул:
— Заткнулись все! Стоять!
Люди замерли, но ненадолго.
— Он тоже одурманенный! — крикнул рыжий мужчина с подпорченным оспой лицом. Оглянулся. — Что встали? Выродок один, всех не одолеет! А потом с девкой…
Договорить он не успел — Эрик остановил ему сердце. Рябой застыл, когтя грудь. Стоящий рядом бородач подхватил его под руку, не удержал. Попятился, когда тело дернулось, хрипя, и затихло. Вслед за бородатым попятились и остальные.
— Я не шучу, — произнес Эрик, выступая из-за спины Вигге.
— И ты заткнись! — рыкнул тот. Повысил голос: — Я сказал, заткнулись все! Стоять!
Он вздернул все еще кашляющего Хаука за локоть.
— Господин жив!
Хаук выдохнул, выпрямился.
— Одурели все?
Глянул за спины людей, туда, где замерла Ингрид с обнаженным мечом. Перевел взгляд дальше, где лежала неподвижная Адела. Совладал с лицом. Выдернул локоть из руки Вигге. Шагнул вперед.
— Стоять, я сказал, — просипел он.
Благородный едва держался на ногах, и все же что-то в выражении его лица заставило людей попятиться.
— Видит Творец, я не… намеревался выносить сор из избы. — Он тяжело перевел дух, снова закашлявшись. — Это семейное дело. Эрик…
Он мотнул головой в сторону, туда, где лежала Адела.
Эрик помедлил. Кашляющий и задыхающийся благородный — не лучшее доказательство того, что одаренные ничего дурного не затеяли. Коснулся Хаука диагностическим плетением. Мысленно выругался.
Лихорадка — вон как блестят глаза и разрумянились щеки. Но не это самое плохое, а стремительно разрастающиеся очаги омертвения. В легких настоящая каша из гноя, сукровицы, крови. И даже те участки, что пока не тронуты омертвением, стремительно заполняются жидкостью. Он видел что-то подобное — когда его позвали к человеку, две недели метавшемуся в горячке. Эрик не смог его спасти — в легких, залитых гноем, просто не осталось живого места, нечего было восстанавливать.
Но все это время Хаук был здоров. Да, ночи холодные, но простудившись ночью, он бы выглядел и вел себя днем совсем не так, как здоровый. И кашлять бы начал раньше.