Эрик обозвал себя слепым дурнем. Похожи, очень похожи. Где были его глаза? Все стало бы ясно куда раньше.
— Конечно сохранились. А твоя молодая жена бы обрадовалась, узнав, что ее дети наследовать не будут?
Еще четверть шага.
— Раньше. Когда я вернулся и принял наследство, до того, как женился. Ты уже был в замке тогда. Адела бы не обрадовалась, это верно. Я бы обрадовался.
— Обрадовался бы, — оскалился парень. — Признал. Конечно, как удобно. Когда надо растить, кормить, ночи не спать, учить всему — ты в приграничье и знать ничего не знаешь. А потом раз — и готовый наследник. Взрослый. Образованный: не стыдно и людям показать. И подучить совсем немного — да и то можно людям приказать с ним заниматься, самому не возиться.
Он помолчал.
— Даже если ты сейчас не врешь, пытаясь сохранить жизнь… Когда ты вернулся, было поздно. Если бы вы приняли меня сразу, напуганного, голодного, я был бы благодарен. Я бы, наверное, вас любил. Я хотел, чтобы у меня был хоть кто-то… Хоть кто-то, кому не наплевать. Но всем наплевать. А когда вышел из приюта, решил, что возьму свое сам. То, что принадлежит мне по праву. Не буду ждать.
Он снова втянул воздух сквозь зубы.
— Да что теперь об этом говорить? Поздно.
— Поздно, — подтвердил Хаук.
«Молчи», — взмолился Эрик про себя, понимая, что сейчас услышит. «Только молчи». Бруни, каков бы он ни был, не дурак. Он не оставит за спиной человека, поклявшегося найти его и отомстить — зная, что этот человек слов на ветер не бросает. Придумает, как и не открыться, и убить.
Тем более что сохранить жизнь отцу он не обещал. Хотя что ему это даст теперь? Убийца не может наследовать за убитым… Может. Если за долю от наследства послать с документами подставного человека. Который будет клясться и божиться, что ни о чем не знал. Рассказал, дескать, по пьяни знакомцу, кто ж знал, что тот решит заделаться самозванцем? Говорил про доказательства? Да мало ли что он говорил? Кто те доказательства видел? А у меня, вон, все как полагается, комар носа не подточит. Нет-нет, только принять дела, сам пока остаться не могу, поклялся, знаете ли, служить одному благородному в приграничье… собственно, по дороге туда мы с этим подлецом и встретились. Тот с отрядом господина останавливался на таком-то постоялом дворе, а я со своим. Кто ж знал, что его господин и есть мой настоящий отец, да примет Творец его душу…
Еще четверть шага вперед. Может, все-таки получится… Нельзя ошибиться, он по-прежнему не может плести, а настоями перерезанное горло не излечить. Хотя где-то у него были и иглы, и шелк, и руками Эрик мог работать не хуже, чем плетениями. Нет, все равно нельзя рисковать. Если нож пройдет неудачно, Хаук истечет кровью прежде, чем он поймает концы рассеченной артерии. Руки — это все-таки не плетения…