Во время чумы этот мой сосед умер, а его жена с женой Лоренсена – мастера брадобрея – решила уехать из Москвы в крытой повозке. Это было глупо, потому что все окрестные предместья подожгли по приказу крымского хана [1571]. Когда повозка подъехала к воротам, огонь уже разбушевался, и она сгорела вместе с лошадьми, драгоценностями, золотом и серебром, которые в ней были. После пожара от повозки ничего не осталось, только железные обломки. А ворота были заложены камнями.
На Лубянской улице, рядом с большой Сретенской улицей, прямо напротив моего дома, стоял еще один дом, выкрашенный белым. Там раньше жил поляк из Полоцка, но он переехал в другое место. Я получил этот дом от дворянина Семена Курцова, который служил у великого князя сокольничим. В мое время [когда я жил в Москве] великий князь не нарушал [неприкосновенности] чьего-либо жилища. Я отдал этот дом немцу по имени Ганс Купершмидт. Он говорил, что разбирается в гидравлических машинах. Но потом увидел, как много денег приносит содержание кабака, и решил, что мое дело лучше, чем его. Когда кто-нибудь шел ко мне с бочонком или кувшином, чтобы купить медовухи, пива или вина, он поджидал, сидя у своего окна, и махал им, приглашая к себе на двор. Так он мог получить от них больше, чем я, и это приносило мне большие убытки.
Я разобрал этот дом и перебрался на новое место вблизи речки Неглинной, где у меня имелось два пустых двора, соединенных в один, который еще не был обнесен забором. Здесь я начал торговать пивом, медовухой и вином. Простолюдины из опричнины подали на меня в суд за то, что я держу кабак. Главным боярином и судьей в Земском дворе был Григорий Грязной. Он сказал, что любит меня, как сына, и его любовь приносит деньги, кольца, жемчуг и все такое. Он проезжал мимо, проверяя пожарные решетки, увидел мой дом и сказал людям: «Этот дом принадлежит германцу; он иноземец и не имеет здесь родни. Если он не будет держать кабак, на что он сможет огородить свой двор? А забор должен дойти до пожарной решетки, если делать все, как надо».
В земщине у меня был еще один дом, который прежде принадлежал ливонскому дворянину Фромгольду Гану. Его сначала взяли в плен в Ливонии, но он получил свободу и перешел в русскую православную веру под именем Илия. Тогда он поселился в замке Гельмет в Ливонии, а потом приехал в Москву вместе со мной. Когда великий князь приказал дать нам поместья и казначей Иван Висковатый спросил его, не братья ли мы, он ответил: «Да». Потом было решено, что я получу на пятьдесят моргенов земли больше, чем он, потому что я старший брат. Тогда он ответил, что я сын бюргера, а он сын дворянина, и ему добавили земли, как мне. На том наше братство закончилось.