Я хочу наслаждаться этим.
Но что, если происходящее – сон? Случилось ли все на самом деле?
А вдруг я проснусь и жизнь изменится?
ГЛАВА 30
12 февраля 2010 года
Роуз, жизнь 8
Железная дверь в абортарий покрыта алой облупившейся краской.
Я рассматриваю ее, не в силах сделать последние шаги, что приведут меня внутрь, приблизят к решению, о котором я размышляла с тех пор, как увидела на аптечных тестах все эти полоски и плюсы.
Джилл опаздывает. Она написала сообщение, что застряла в метро: какому-то пассажиру стало плохо, образовалась пробка.
Под ногами потертый изношенный ковер, грязный, как и стены, что некогда были белыми, но теперь покрыты серыми пятнами. Здесь только две лампочки, и одна из них не горит.
Обстановка словно бы кричит: вот чего заслуживают женщины, отказывающиеся от материнства, – убогости, осуждения, мрака. Они не достойны чистых лабораторий и оборудования, яркого света и подбадривающих врачей на УЗИ, милых, окрашенных в пастельные тона палат родильного отделения.
Я вхожу в дверь.
За ней ничуть не лучше.
Здесь светло, и женщина, которая здоровается со мной, улыбается, но разговаривать нам приходится через бронированное стекло с маленькими дырочками, чтобы друг друга слышать. Неужели для аборта обязательно требуется бронированное стекло?
– Мне назначено на два, – говорю я. – Роуз Наполитано.
Женщина смотрит в компьютер, кивает, открывает для меня кнопкой дверь справа. Прохожу за бронированное стекло в комнату ожидания. Обстановка здесь лучше, чем в коридоре.
Краска на стенах серая, на столике – стопки журналов, вдоль стен аккуратно расставлены почти новые стулья. На них шесть женщин, двое с мужьями или друзьями, остальные одни.
Сажусь, устремляя взгляд вперед – на плакат с советами по предотвращению беременности. Надеюсь, Джилл успеет добраться хотя бы к тому времени, когда я поеду домой.
Часы на стене показывают 14:10. Я жду, пока меня вызовут.
* * *
– Не позволяй Люку убедить тебя идти против своей природы.
Мы на кухне с мамой, она стряпала фрикадельки с соусом, а я составляла ей компанию. Мне нравилась знакомая атмосфера: я стояла рядом, пока мама готовила ингредиенты, и следовала указаниям – нарезать что-нибудь, достать из холодильника, почистить еще зубчик чеснока…
Мы разыгрывали эту сцену с тех пор, как я была маленькой и мама начала приглашать меня готовить вместе. Искусством кулинарии она овладела задолго до моего рождения. На своей кухне мама была такой же расслабленной и властной, как я, когда стояла перед аудиторией или читала доклад.
Она произнесла эту фразу, когда я, склонившись над столом, нарезала петрушку.