– Ты что, впервые видишь обнаженного мужчину, Нура?
– Он… он…
Она пыталась объяснить, что вызвало ее крик. Я подсказал:
– Он такой отвратительный?
Она внимательно посмотрела на меня, поразмыслила и передумала.
– Не важно. Пойду отдохну.
– Я тебя провожу?
– Нет!
Она ответила мне злобно – как в те времена, когда мы ходили вокруг да около, когда она сменяла гнев на милость. С чего вдруг такой поворот? Что я сделал? Чего не сделал?
Я пожал плечами, уверенный, что непременно узнаю.
На закате, когда все краски блекнут, а полыхают лишь на раскаленном горизонте, когда солнце касается воды, Дерек пригласил нас на второй пир. В воздухе витало довольство. Мы ликовали, что можем разделить наслаждение, а не страх. Только Нура, которая все еще дулась на меня, захотела поужинать в комнате.
На палубе внезапно появился Барак и схватил меня за руку.
– Пошли, – прошептал он. – И не сопротивляйся.
Я при всем желании не мог бы противиться, потому что хватка гиганта уже втянула меня внутрь.
Мы подошли к хлеву, который он сторожил; Барак отодвинул щеколду, распахнул дверь и показал мне животных.
– Сколько было сначала?
– Шесть.
– Точно?
– Точно. Четыре муфлона, две козы.
– Сколько осталось?
Мне пришлось несколько раз произвести подсчет, прежде чем я удостоверился в результате: четыре муфлона и две козы.
Мы с Бараком изумленно переглянулись; затем, охваченный внезапным беспокойством, я набросился на Дерека, который смаковал свое рагу:
– Дерек, все животные на месте. Что ты нам скормил?
Он выдержал мой взгляд.
– Ты плохо считаешь.
– Я отлично считаю. Что ты нам приготовил?
Он поднялся, разогнул свое долговязое исхудалое тело и окинул меня презрительным взглядом:
– Тебе понравилось то, что ты съел?
Меня прошиб холодный пот, и я пробормотал:
– Дерек, только не говори мне, что…
– Тебе понравилось! Всем понравилось! Пожалуйста, не привередничай.
– Ты осмелился приготовить нам… человека?
– Мальчонку, – поправил он меня.
– Но Прок…
– О, кончай делать вид, что ты шокирован, Ноам! И вы все тоже! Я мог все оставить себе, тогда бы я не…
На его голову обрушилось бревно. Дерек упал.
С бревном в руке Барак указал на распростертого на полу Дерека:
– Смерть!
Наши товарищи плевали в сторону Дерека и скандировали:
– Смерть!
* * *
Ночь – царство звуков. Корабль трещал, волна плескалась, ветерок насвистывал, мы блевали.
Ни один организм не принимал то, что навязал нам Дерек. Он нас замарал. Мы срыгивали поглощенную еду как от глубокого отвращения, так и по убеждению. Человек не ест человека. Да, конечно, мы слышали о воинах, которые пожирали мозг своих врагов, чтобы унизить их; кроме того, нам рассказывали историю сына, который проглотил сердце своего отца, чтобы впитать его отвагу, однако мы запрещали подобные действия: человек определяется прежде всего по почтительному отвращению к себе подобным. Иначе в каком мире жили бы мы? Лучше голод, чем людоедство! Каждый из нас готов был умереть от голода, но остаться человеком