Лука Андреич наш влетел и поселился. Речь была о происшествии, и через час весь дом наполнился однолетками хозяйки, которые, из благопристойности, узнав через разосланных от племянницы, приехали навестить убиенных и привезли с собою все болезни, удручающие страждущее человечество в старости, пошли толки о пассах, о каретах, о подобных приключениях, похвала Луке Андреичу, удивление о присутствии ума каретника в синем камзоле, брань полиции за мостовую, а потом доказательства, что в старину все было лучше. Но ни одна старуха не заметила, что вечного ничего нет, что карета была одних с ними лет и что и ей должно было кончить когда-нибудь свое трясучее бытие.
Сели играть в карты -- тетка с тремя подругами в кадриль, племянница с Лукою Андреичем и с глухою старою бабушкою в ломбер. Влюбленные занимались собою и смотрели больше друг на друга, чем на карты, а бабка между тем стирала свои ремизы, писала лишние на них, прикупала по два раза, брала вдвое за игры, крала матадоры, фишки и имела бесстыдство хвастаться счастьем. Княжна напомнила Луке Андреичу, что каретник принял ее за его сестру; любовник неосторожно вскрикнул: "О, помилуй Бог!" -- и оба покраснели -- княжна, отгадав мысль, а он, проговорясь. Но игра все успокоила; влюбленный сказал, "позвольте", влюбленная: "я вскрою", и бабка: "сампрандер". Пока играли, то все домашние девушки и женщины, раствори немного дверь, смотрели на Луку Андреича, и все в один голос говорили: "То-то молодец! то-то красавец! Дай Бог княжне быть за ним! Уж этот за себя постоит".
Девки знали от людей, а люди от себя, что барыня, барышня и Лука Андреич затеяли сватьбу. От людей у господ не может быть тайны: нет барина, который бы утаился от ближнего человека, и нет слуги, который бы не проникнул господина. Узнает один -- узнают и все, и для этого нет никогда тайны на свете.
Наконец, день кончился, все разъехались; влюбленный приглашен ездить, когда ему угодно, и уехал доволен своею судьбою и тем, что проговорился; но к успеху у него ничего не прибавлялось, а у тетки убавилась карета.
Глава XXXVI.-- Жизнь покойной кареты.
Карета сделает в жизни Луки Андреича столько же важное происшествие, как в древней истории похищение златого руна, Троянский конь и походы Александра Македонского. Она имела на свете сем подобную участь общих красавиц, которые в молодости дают в мире законы и моды, в совершенных летах идут на мир, а в старости ходят по миру. Она произведена была на свет в 1725 году, в городе Брисселе, славным каретником Симоном, на заказ одному духовному курфирсту, по случаю коронации Римского императора в Франкфурте. Там была в употреблении у его светлости; сын каретника перед отпуском ее объездил и умял; потом переходить стала из рук в руки к обер-гоф-маршалу, к шталмейстеру, к президенту, к профессору, к трем немецким баронам, к содержателю наемных карет, к прусскому майору, к саксонскому камергеру, к бременскому сенатору, к гамбургскому бургомистру, к любекскому синдику, к калмыцкому князьку, к русскому воеводе, к архимандриту, к Степаниде Кузьминишне и наконец каретнику в синем камзоле, который, вынув из нее все годное, ободрав дочиста, определил ей быть садком для кур-наседок.