-- Да у гайдука-то, матушка, 5000 душ и все хлебные деревни, одна другой лучше; ну да и бригадир: цугом-то поравняется со всяким.
-- Вот то-то, все до случая; кабы не запрыгала лошадка, так бы княжна не облабетилась.
-- Да она не помнила, что говорила; так без памяти.
-- Ах, мать моя! да у ней памяти никто не отбивал.
-- Да Лука-то Андреич ее убил.
-- А мне так тетушка-то мила: точно как сушеный черный гриб; готовит племянницу заступить свое место. Хорошее дело -- воспитание! Ах, избави Бог, детям оставаться без отцов и матерей, пропадшие бедняжки.
-- Да, сударыня, пример этот мы сейчас видим. Чтоб княжна-то не умерла от испугу. Долго ли до беды! Что же? Девичий от нее не далеко; там места еще много.
-- И, полно, матушка; все пройдет, изволите увидеть. Что за болезнь! тошнота маленькая.
-- Может быть, расстроен желудок.
-- Да, может быть; я так не то думаю.
-- А что же такое? не-уже-ли?.. И, нет! уж этому никак не поверю, воля твоя.
-- Ну, не верь, мать моя; Бог даст доживем -- увидим либо услышим; ведь девять месяцев не век...
-- Вообразите! Ах, Боже мой! вот до чего дожили!
-- Я надеюсь, что с ней это будет в последний.
-- И, полно, матушка! разве тебе жизнь надоела, хочешь свету представления!
-- И дай Бог ему здоровья; мы-то чем же виноваты?
-- Ну натурально!
И пошло тут толкованье, шептанье, сообщения, замечания, лжи, клеветы, и из сего дома в полночь выехало фурий с дюжину, навьюченных ядом клеветы, которая в сутки поднялась, разрослась и разнеслась, как в одно лето башня, кочан капусты и прах земной.
Проклятые злодейки, чертовы посланники, адские почтальоны, звери ехидные! достойно бы вам родиться слепыми, глухими и немыми. Что перед вами убийца? Того законы отдаляют навсегда от общества людей; а вы настоящие душегубцы. О, как жаль, что на вас не привязывают почтовых колокольчиков! Тогда бы звук их при первом движении вашем предохранял род человеческий от острого жала вашего, так как шумящий хвост змеи с колокольчиками извещает людей о приближении сей ядовитой пресмыкающей.
Глава XLIV.-- Посольство.
Двоюродный дядя по матери Луки Андреича, человек старого века, честных правил и при грубой наружности внутренно чувствительный, узнал на другой день приключение племянника на улице и княжны в доме. Навестив расстроенного любовью Луку Андреича, рассказал ему все происшедшее, представил все пагубные следствия, молву городскую и, рассердись, заключил вопросом: "Что ж ты думаешь, жениться или нет? Если хочешь, так напрасно откладывать. Ступай перекрестясь: у тебя люди, лошади и кареты, благодаря Бога, есть, не занимать стать; не давай на поругание будущей своей жены, не губи честной девушки. Если не хочешь жениться, так запрягай лошадей да убирайся куда глаза глядят. Полно срамиться! зачем лез, как сом в вершу? Подумай, брат племянник, ведь это дело не шутка. Да, нынче все не так, как в наше время; тогда была смерть копейка, а нынче честь полушка. Ужели надеешься на то, что сирота тебе досталась? Ты думаешь, что не знаю всех твоих шашней. Нет, брат Лука, я сам у себя. Пойди-ка к зеркалу да посмотрись: ведь краше в гробе кладут; а она, моя милая, была как розовый цвет, а теперь в чем душа держится. Только и разговору, что о ней да о тебе: куда ни завернешь, везде в набат бьют. Ну, что это такое? Если б с моею дочерью этак кто пошутил, да я б ему, собачьему сыну, и руки и ноги переломал -- воля государева со мною. Я отец; детей в обиду не дам ни под каким видом. Нет, ты не в батюшку. И изволь знать, если ты не поедешь свататься, то тебя прошу ко мне в дом не ездить. Хотя и родной племянник и сын сестры, моей благодетельницы, но я тебе ввек этого не прощу".