Накануне рождения Луки Андреевича отец его видел во сне, будто пришел к нему в дом человек, маленький, сухой, бледный, и убил сына; что он бросился на него, но маленький человек обратился в ветер и исчез, сказав: "Не первого и не последнего". Андрей Богданович проснулся, перекрестился, плюнул, перевернулся на другой бок и заснул; а на другой день в шутку рассказывал соседям свой сон, заключая: "Верь, пожалуй, снам! такой вздор иногда лезет в глаза, что и не сообразишь".
После родин бабушка повивальная хотела ребенку впустить в рот капельку белого вина, но ошибкой ей подали французской водки, и дитя чуть не захлебнулся -- по счастью, не проглотил. Кормилице сделали из французского штофа телогрею; но ребенок, когда она в праздничные дни бывала в наряде, ни под каким видом не брал груди, до тех пор, пока кормилица переоденется.
Из всего этого Андрей Богданыч и сделал заключение, что сын его новорожденный французов любить не будет. "Смотри-ка,-- говаривал он Настасье Матвеевне,-- ведь это недаром Лукаша-то штофной телогреи не любит; видно, водкой-то его так отбаловала, что душа его ничего французского не принимает".
Настасья Матвевна.-- И, друг мой, захотел ты ума от ребенка! он блажит так; будто он знает, что такое водка и штоф французский! Да за что ему французов не любить?
Андрей Богданыч.-- Ну, да и любить-то не за что; народ пустой и люди сумасбродные, все гаеры. Я хоть мало их видел, да довольно с меня; они мне совсем не по натуре.
Настасья Матвевна.-- Да они, сказывают, такие люди учтивые.
Андрей Богданыч.-- Я этого-то и не люблю. Коли человек все кланяется: либо нищий, либо плут,-- право, так!
Настасья Матвевна.-- Вот ты и готов бранить.
Андрей Богданыч.-- Да хоть и побить.
Настасья Матвевна.-- Помилуй! За что же?
Андрей Богданыч.-- Да так. Все-таки лучше дать острастку.
Прошу не забыть сон отцов, водку бабушки и телогрею кормилицы. Следствие покажет, что это все не даром.
Глава XVII.-- Воспитание.
Кормилицу выбрал сам Андрей Богданыч, молодую и здоровую бабу, расспросив подробно и проведав всячески о ее нравственности и поведении. Много при сем случае было искательства и происков: о иной бабе просил прикащик, о другой ловчий, о третьей казначей; но просьбы остались втуне, и до родин барин отговаривался одним словом: "посмотрим"; а как родился дитя, то послал за назначенной им бабой, и она была приведена, объявлена кормилицей новорожденного и явлена без присяги в должность, получа следующее поучение от господина: "Смотри ж, Анисья! береги ребенка, как глаза, твое счастье в том: коли выкормишь порядочно, то тебе 20 рублей, и муж и ты в отставку; а коли не то, так взашей прогоню, да и на глаза ко мне не показывайся! Слышишь? Было б тебе сказано".