Боунс сидел за столом в центре зала, одетый, как обычно, в костюм и черный галстук.
Его светлые волосы были зачесаны назад, на губах змеилась неизменная ухмылка. На его бесстрастном лице холодно блестели ничего не выражавшие глаза.
– Кроу…
Боунс кивнул в сторону стула, что стоял напротив.
Едва лишь взглянув на этого человека, я почувствовал, как мое тело до краев наполнилось ненавистью. Он издевался над моею Пуговицей, он причинял ей невыносимую боль, он обращался с ней, как с вещью. Даже с собакой так не обращаются. И он ошибочно считал, что такую женщину, как Пуговица, можно купить.
Я сел и положил руки на стол – обычная любезность у преступников. Он был близко, так близко, что у меня случился желудочный спазм.
Боунс прямо-таки истекал злобой и жестокостью. И теперь он все еще жаждал заполучить обратно эту женщину. Но теперь это была моя женщина.
– Чем обязан удовольствию видеть вас? – спросил он, сцепляя пальцы рук.
Каждый его жест отдавал какой-то пошлостью, дешевкой. Он весь выглядел как подделка под авторскую вещь.
В последний раз мы виделись с ним, когда он застрелил Ванессу. От этого воспоминания у меня напряглись все мускулы. Никогда не забуду красноватое облако над ее головой и кровь на моем лице. Не забуду страх, что вспыхнул в ее глазах в момент смерти. Отныне сон перестал быть для меня отдыхом. Он стал для меня порталом в ад.
– Ты отлично знаешь, зачем мы здесь.
Назначая встречу, я не стал сообщать ему о причине – мы оба и так все понимали.
– Полагаю, она в багажнике и готова к перевозке?
Она спокойно спала в моей постели. Огонь все еще потрескивал в камине, а на ней была одна из моих футболок. И она была под сильной охраной и под моим бдительным оком. Она даже не знала, что я ушел.
Я поднял руку и щелкнул пальцами.
Один из моих людей приблизился к столу и поставил рядом большую черную сумку, которая тяжело хлопнулась о пол.
Боунс посмотрел вниз:
– Если она там, то ты сдохнешь раньше, чем дойдешь до этой вот двери!
Угроза повисла в воздухе. В первый раз я видел на его лице что-то похожее на человеческие эмоции. От него и так несло злобой и смертью, но на этот раз он показал нечто большее.
– Здесь сорок миллионов.
Некоторое время он смотрел на сумку, потом перевел взгляд на меня:
– И зачем?
– Считай, это твое выходное пособие.
Я не собирался продавать мою Пуговицу ни за какие деньги в мире. На ней не было ценника. Она не могла никому принадлежать – даже мне.
– Так что бери деньги и проваливай.
Раздраженный моим тоном, он взглянул мне в лицо. Его голубые глаза угрожающе сузились.