Голова его была пуста, мысли его были хрустальны, а от того — неуловимы. Слезы текли у Антикайнена из глаз, но это плакало через него само дерево. Страдать, как и радоваться, лучше в гармонии с природой. Страдать, как и радоваться, лучше подальше от людей. Страдать, как и радоваться, лучше в приближении к Господу.
Тойво все-таки извозился в смоле, но как-то не придал этому значение. Запахнулся в шинель, завернулся в одеяло и прилег на заготовленный лапник.
Впервые за последние месяцы он заснул, не мучаясь ни сомнениями, ни страхами, ни упреками.
Постепенно за дальние дали
Мы с тобой ускользнем навсегда.
Под холодные отсверки стали,
Под сожженные мной города.
Я тебя заберу с Лихолесья
Из-под взорванных каменных плит
Я держу тебя за руку… Здесь я…
Я вернусь, если буду убит
Я найду тебя даже за краем,
Где всегда только ночь и луна
Наяву, мною созданным раем,
Я укрою тебя навсегда
От пожара, от бед, от крапивы,
От секущихся длинных волос
От медуз, недопитого пива.
Ты прими меня только всерьез…
[8]В феврале 1919 года бывший генерал русской службы, барон Густав Маннергейм, заявил военно-морскому атташе США, что «его армия намерена и способна нанести поражение большевизму». Военно-морской атташе США сказал «слава тебе, яйца», и донес все слова — и барона, и свои — конгрессу. Конгресс немедленно связался с палатой пэров в Великобритании, и они начали совещаться, временами злобно хихикая.
Империалисты решились профинансировать Маннергейма, причем, достаточно серьезно. Как сказал Бенджамин Франклин, школа жизни — самая суровая школа, но дураков в других школах не учат. Поэтому «учеба», естественно — платная, началась весной 1919 года. Именно тогда разразились пресловутые «племенные войны».
А в школе красных командиров первое военно-тактическое занятие состоялось 9 декабря 1918 года. Решался вопрос, кто — враги, а кто — не враги. Нормальными пацанами посчитали братскую Монголию и лично Сухэ-Батора, прочий мир — злыдни, того и ждущие, чтобы напасть на молодую Советскую Республику.
Тойво, обретя вновь спокойствие и уравновешенность после двухдневной увольнительной на берег залива, к учебе отнесся с пониманием: лишними знания не бывают. Даже такие специфические, как марксистско-ленинская философия. У него не было российских документов, только мандат, выписанный Бокием, но это никого не волновало. Учись, товарищ, как пожар мировой революции разжигать!
Удирать в Финляндию становилось как-то нехорошо. В командировку бы туда скатать! Но для этого нужен был Куусинен. А тот сидел где-то в кафе на Алексантерин-кату и пил кофе с пирожными.