Дождь разбрызгивал свои последние капли, появилось из-за туч закатное солнце, мир преобразился: чистый и обновленный. Лацис вышел со своего места на середину комнаты и почесал затылок дулом пистолета. Комнату они разбомбили — будь здоров! Все вповалку, один он остался на лихом коне.
— Медведев! — крикнул он в дверь.
Тотчас же она распахнулась, и чекист всунул свое лицо в проем.
— Что прикажете? — спросил он без тени сомнения и смущения.
— Надо подумать, — ответил Лацис. — Вместе будем думать. Созывай наш Комитет.
Хурал, конечно, собрался быстро. Но советовал, как правило, только товарищ Лацис. Остальные чекисты хмурили лбы и согласно кивали. Было постановлено: профессора поместить в больничку и лечить его всеми подручными средствами вместо Имре, того же похоронить с почетом, финна отправить на поезде, куда он там собирался, а Матрену сдать родственникам.
Матрена сдалась родственникам сама. Она пришла в себя и ни черта не помнила. Первым делом женщина проверила себя на предмет сохранности, в том числе и от притязаний подлых чекистских рук и иных, связанных с ними, внутренних и наружных органов. Потом поправила прическу, повязала платок и ушла домой, покачивая бедрами. Чекисты смотрели ей вслед, присвистывая: хороша, падла, да строптива — вон, прибила коллегу, хоть и урода полного!
Тело Тойво по недоразумению утром должно было быть отправлено в Семипалатинск, так как Лацис перепутал его планы с планами Тыниса. Финн, вроде бы был ни жив, ни мертв. Главный чекист ввиду личного расположения сунул ему в карман пистолет системы «браунинг», более пригодный для женщин. Все это его личное расположение основывалось на мандате, подписанном товарищем Бокием. Он, в свою очередь, тоже выписал Тойво мандат, прямо до Семипалатинска.
Сам же Антикайнен ощутил жесточайшее одиночество: вроде бы ни туда и ни сюда. Самое главное, что не представлял, где это «туда», и где это «сюда». Мысль его металась, вслед за мыслью метался и он сам. Он откуда-то знал, что Лотта с семьей доберется и до тети Марты, и до Выборга, и что даже коты их не успеют одичать. Правда, финские власти объявят им обструкцию, но близко к сердцу это примут только отец Лотты, да все соседи. Ну, что же — «лицемер», как свойство человеческое, 32 раза употребляется в Новом Завете и 13 раз — в Ветхом. Государство состоит из лицемеров, и это надо принимать, как неизбежное зло. «Устами лицемер губит ближнего своего, но праведники прозорливостью спасаются» (Притчи, глава 11, стих 9).
Тойво полностью потерялся, он перестал различать места, людей, да вообще — все. Пустота какая-то вокруг, и он в этой пустоте один одинешенек.