Левые эсеры, конечно, жутко обиделись, на время объединились с правыми, центральными и даже верхними, приговорив Блюмкина к незамедлительной смерти путем террористического акта. Состоялось три покушения: два со стрельбой и одно с бомбой. Яша перебил всех нападавших, но все-таки получил пульку в район сердца, отправленную с расстояния в 70 метров каким-то партийным лево, право, центральным или верхним-эсерским снайпером.
Другой бы человек незамедлительно помер, да не таков был Блюмкин: он выбрался из Киева, помотался по госпиталям Южного фронта и Каспийской флотилии, а потом на два года потерялся на специальных курсах Военной академии РККА. Врачи и доктора, оказывая помощь неизвестному раненному красноармейцу, только диву давались: теоретически убитый человек практически дееспособен и бессердечен. Нету у него сердца в положенном месте! И, вообще, какое-то оно странное — то бьется, а иной раз и нет, словно бы под контролем у этого странного пациента. Едва только у врачей появлялся научный интерес, как красноармеец исчезал.
Вот на этих курсах к нему и подошел человек со змеиными глазами, товарищ Глеб, который сделал странному курсанту предложение, от чего тот не мог отказаться. Да и не хотел, вероятно.
Именно в то время Тойво лишь однажды встретил Блюмкина в коридорах ведомства Бокия, взглядом профессионала выделив его среди прочих сотрудников своей манерой передвигаться — словно бы теряясь в одном месте пространства, чтобы сей же момент материализоваться в другом, на две трети метра дальше.
Да что там — среди курсантов Интернациональной школы командиров Яков Блюмкин был легендой, слухи о его деяниях передавались из уст в уста. Это, конечно, не значит, что будущие интернациональные командиры крепко целовались в засос, чтобы потом крикнуть: «Блюмкин, твою мать!» Так — рассказывали друг другу сказки: хотите верьте, хотите нет.
И вот он здесь, на Соловках, хотя по последней информации руководил личной охраной самого товарища Троцкого. Значит, что-то, безусловно, стоит того, чтобы привлекать Яшу. Нет — неправильно: не Яшу, а САМОГО Яшу.
— Ага, Тойво, — ответил Блюмкин, не поднимаясь с места. — И тебе здравствовать. Ну, как — отлежался слегка, отъелся на доп-пайке?
— Это кто такой у нас доп-пайком пользуется? — вскинул голову Ногтев.
— Да, по большому счету — никто! — раздался, вдруг знакомый бесстрастный голос словно бы с ленцой. — Вы, товарищ комендант, конечно, понимаете, что наш паек отличается от их пайка. Также, как и наше положение — от их. Ведь мы здесь для того, чтобы поставить этих заблудших контриков на рельсы исправления.