Но главными событиями этих однообразных дней были, конечно, мои походы на кладбище и беседы с Софи, которые на время отвлекали меня от неотвязных мыслей. Пока мне ничто не напоминало о случившемся, все шло хорошо, и только ночью, случалось, я ощущал глубокое отчаяние, и тогда привычная скорбь охватывала меня с прежней силой.
Стоило мне увидеть на улице счастливую парочку или услышать по радио некоторые мелодии, как на меня снова накатывала привычная тоска. Однажды по радио сообщили о смерти знаменитой актрисы «Комеди Франсез», и у меня тут же навернулись слезы. А ведь я почти не бывал в театре, не говоря уже о том, что вовсе не был знаком с этой женщиной. Однако в те дни даже одиноко лежавший в хлебной корзинке круассан мог вывести меня из душевного равновесия.
Хорошая погода выманила на кладбище Монмартра любопытствующих туристов, и даже это действовало на меня раздражающе. Однажды перед памятником Гейне собралась толпа английских школьников. Крики подростков, их бесконечные селфи так вывели меня из себя, что я чуть было не накричал на них: «Shut your fucking mouths, this is a cemetry!» [36]– но, к счастью, вовремя удержался. В другой раз я увидел у могилы Элен незнакомую парочку: они стояли в обнимку, задумчиво разглядывая бронзового ангела. «Какое прекрасное лицо», – сказал мужчина, и, прежде чем эти двое двинулись к следующей могиле, я услышал слова женщины: «И какое печальное стихотворение. Какая же, наверное, за этим стоит история, ведь она была еще совсем молодая».
Раньше, когда смерть еще не затронула меня, я тоже иногда бродил по кладбищам, читал надписи и додумывал истории, вмещавшиеся между двумя датами, обозначавшими начало и конец жизни. Вон там лежит ребенок, которому так и не довелось влюбиться; тут мужчина, переживший свою жену всего на два месяца. Эти истории на какой-то миг задевали мои чувства и настраивали на задумчивый лад, но, выйдя с кладбища и окунувшись в круговорот жизни, я забывал о чужих судьбах. Но с недавних пор я жил как неприкаянный, в постоянной тревоге, не обращая внимания на смену дней.
За три дня до возвращения Артюра из Онфлёра я еще раз встретил Софи. Она как раз складывала свои инструменты, собираясь уходить. Скорее всего, она заметила, что я ходил как потерянный, потому что стала бранить меня, зачем я так часто бываю на кладбище, а затем предложила пойти вместе выпить кофе.
Я с благодарностью согласился.
– А теперь давайте-ка честно, Жюльен: что это вы так зачастили на кладбище? – спросила она, когда мы устроились за столиком на улице Лепик под маркизой ресторана «Les deux Moulins»