Зази проводила меня сверкнувшими из кошачьей корзинки глазами и тихонько мяукнула. К счастью, она была единственной свидетельницей ночного происшествия в квартире Катрин – хорошо хоть не в моей. Страшно даже вообразить, что было бы, если бы страдающая от одиночества Катрин с бутылкой красного вина осталась у меня дома, а тут вернулся бы Артюр, застал нас в кровати и, удивленно глядя на нас, спросил бы своим звонким детским голоском: «А разве Катрин теперь спит в маминой постели?» При одной мысли об этом мне сделалось нехорошо.
Я тихонько закрыл дверь снаружи и только собрался обуться, как вдруг открылась дверь квартиры напротив.
Я испуганно вздрогнул. Было еще только начало седьмого. Господи, кому это в воскресенье не спится в такую рань?
Мадам Гренуй с одного взгляда правильно оценила ситуацию, что, впрочем, было не так уж трудно. Виноватое выражение было написано на моем лице большими буквами. Старушка от возмущения чуть не захлебнулась и, переведя дыхание, негодующе покачала головой, прежде чем ей удалось выговорить первое слово:
– Воз-му-ти-тель-но!
Я, как был в одних носках, метнулся мимо нее по лестнице к себе наверх, чувствуя спиной ее недобрый взгляд; мысленно я уже представлял, как она дает волю своему возмущению в маленькой булочной на улице Жакоб, где я обычно покупаю багеты:
– Вы только подумайте, мадам! Всего полгода прошло с тех пор, как похоронили его жену, а он уже утешается с подружкой! Что тут скажешь – таковы мужчины!
Затем, получив пакет с круассанами, она снова скажет: «Возмутительно!» – а любезная продавщица, у которой каждое утро находилось для меня, бедного вдовца, доброе слово, покивает и в следующий раз посмотрит на меня как на какое-то бесчувственное чудовище.
А ведь и впрямь, если подумать, куда уж дальше! – сказал я себе, насыпая в серебристую кофеварку побольше молотого кофе, чтобы как-то прояснить голову. – И угораздило же меня, чтобы именно с Катрин!
Кажется, я так пропах ландышами, что до сих пор все ощущал этот запах.
Я залез под душ, а кофе тем временем закипел и угрожающе полез из кофеварки. Стоя под струями воды, я еще раз подумал о том, как развивались вчерашние события.
Я был смущен, вспоминая, как хорошо мне было, когда я обнимал Катрин и целовался с ней. Я был тогда живым человеком, и этого нельзя отрицать. Ни на миг я не испытал того неприятного чувства, которое бывает, когда два тела не находят гармонии. Свою нежность, душевное тепло – все это она дала мне сполна, когда я, опьянев от выпитого вина, жаждал заполнить ужасную пустоту, царившую у меня внутри. Но утром, когда я проснулся и увидел рядом ее, я сразу понял, что совершил колоссальную глупость. И вдобавок мне казалось, что я вдвойне предал Элен.