Так что я продолжал все делать как раньше. Писал письма Элен, не зная, она ли была их получательницей. Мне хотелось верить, что так, но порой я уже и сам сомневался, в здравом ли я уме, и обзывал себя безнадежным идиотом. В какой-то момент я просто перестал ломать над этим голову. Я жил в своем мире, как в прекрасном сне, и утешался мыслью о том, что когда-нибудь все разрешится. И так оно и случилось.
Правда, гораздо позже, когда лето уже подходило к концу. И только тогда, когда я понял одну существенную вещь.
А пока была весна, дни становились светлей и теплей, а я оставался наедине со своими мыслями. Я ни с кем не говорил о своих походах на кладбище и о том, в чем я видел теперь raison d’etre[55], даже с Александром. С одной стороны, жизнь продолжается, хотя бы для других. С другой стороны, я решил, что лучше оставить свой секрет при себе, в надежде на то, что в один прекрасный день мне все откроется.
Единственным человеком, который поневоле знал о моих регулярных посещениях кладбища, была Софи. Хотя я и не каждый раз с ней виделся, но ее сердечное участие, забавные замечания и то, как она иногда приводила меня в чувство, – все это было мне приятно. Вдобавок она продолжала давать мне отчеты, если видела кого-нибудь у могилы Элен, в шутку называя себя при этом «моей лучшей шпионкой», и не отказывалась, если я в благодарность приглашал ее на чашку кофе.
Эти дружеские встречи всегда оставались недолгими, а единственный ужин в ее любимом бистро, куда она меня пригласила, больше ни разу не повторился. Однако в лице Софи я нашел внимательную слушательницу, и между делом она нередко без просьбы с моей стороны давала мне полезный совет и развеивала мое мрачное настроение, когда на меня нападало уныние.
Однажды, когда мы во время ее обеденного перерыва зашли посидеть в кафе на улице Лепик, Софи вдруг задумчиво на меня посмотрела:
– Можно задать тебе один вопрос, писатель?
Ого! Женские вопросы с таким началом не предвещали ничего хорошего.
– Разумеется, – сказал я, принявшись с ненужной тщательностью заворачивать в обертку кусочек сахара.
– Почему, собственно, тебя так интересует, кто еще бывает на могиле Элен? Уж не опасаешься ли ты конкуренции? – Склонив голову набок, она смотрела на меня, сделав губки бантиком. – У тебя абсолютное лидерство в этих посещениях, Жюльен, могу подтвердить это под присягой.
Она откинулась на спинку стула, и на ее волосах заиграл солнечный луч.
Я облегченно рассмеялся. Затем я заглянул ей в глаза, задержав взгляд дольше обычного, и у меня мелькнула мысль, не рассказать ли все этой девушке, с которой, как говорится, можно хоть в разведку.