Тут вошла моя сестра и вскрикнула. Она подбежала к матери и обняла ее. Но это все равно была моя личная победа, потому что с того дня мать перестала называть меня толстухой. Я не дала ей того, в чем она нуждалась. Не проявила к ней внимания.
Брижит дорезала картошку и вытерла руки кухонным полотенцем.
– Мы с тобой сильно отличаемся от наших матерей, – сказала она.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что мы стараемся предупреждать чужие желания. Я наблюдала за тобой. Тебе важно, что подумают другие.
– Разве это не слабость?
– Людям вроде твоей матери не помешало бы озаботиться тем, что о них подумают. Под ее самоуверенностью скрывается эгоизм – или даже отсутствие любопытства.
Я слушала Брижит. Она была права: Анук вполне могла бы пригрозить, что выбросится из окна. Она бы сделала это мне назло – только для того, чтобы продемонстрировать мимолетность жизни, чтобы оторвать меня от себя. Для нее это была бы игра.
Но я даже подумать не могла, что скажу ей: прыгай. Я и подумать не могла, что рискну жизнью Анук. Мысль о ее смерти разрывала меня на части. Так легко было представить, как ее голова ударяется о землю с громким треском, будто раскалывается орех. Чтобы сказать то, что сказала своей матери Брижит, требовалось почувствовать хоть немного – пусть даже совсем чуть-чуть – удовлетворения от возможности потерять ее.
Я вдруг поняла: Брижит думала, что я отношусь к своей матери точно так же, как она к своей. Она считала меня ребенком, который пытается отделиться от семьи. И хотя я зачастую спешила согласиться с любыми наблюдениями Брижит и была невероятно польщена, когда она отмечала сходство между нами, эти ее слова потрясли меня – особенно когда она с такой уверенностью сказала, что наши матери одинаковые. В этот момент мне захотелось защитить Анук.
– Я знаю, что твоя мать хотела покончить с собой, когда была в твоем возрасте.
Брижит говорила о том случае, когда Анук наглоталась таблеток из шкафчика в ванной.
– Да, но она не делала это напоказ. Это касалось только ее самой.
– И тем не менее она рассказала тебе об этом случае, потому что хотела, чтобы ты узнала. Она всегда любила драму. Вполне логично, что ты теперь хранишь свою личную жизнь в тайне от нее и хочешь наказать и ее, и своего отца. За столько лет они ни разу не спросили твоего мнения, правда? Я бы поступила так же, как ты. В некотором смысле это твои действия привели к их разрыву.
Моим первым порывом было возразить, но еще большее раздражение у меня вызвало то, как она говорила, этот беспечный и одновременно размеренный тон, которым она заявила, что мои родители расстались из-за меня. Мне показалось, что это коварный ход – сказать, что она сама поступила бы