В своем воображении я видела Брижит на кухне – в единственной комнате с естественным освещением – и представляла, как свет ослепляет ее, когда она входит, как ее зрачки становятся размером с булавочные головки. Она стояла у окна с заляпанным жиром стеклом. Она смотрела на детскую площадку и видела неясные фигуры, которые стекались сюда с разных концов улицы и встречались на несколько часов на качелях и на горке. “Они занимались любовью прямо в одежде”, – говорила Брижит. Что она в них видела? Почему смотрела на них?
А что она видела во мне? Планировалась ли книга вообще или она изначально собиралась продать мою историю другому журналисту? Почему она не опубликовала ее под своим именем? А вдруг появится еще одна статья, в которой будет еще больше якобы моих цитат? Я не могла поговорить о Брижит ни с Анук, ни с Жюльет. Я сидела в углу гостиной мрачнее тучи, и все во мне кипело. Я не знала, что делать.
Жюльет почти закончила монтировать фильм. Большую часть мы отсняли за одно воскресенье недалеко от Булонского леса, а оставшиеся эпизоды снимали по вечерам после учебы в квартире одной знакомой, где не было мебели. Оказалось, что у Жюльет настоящий талант режиссера. Фильм был немым, мне не пришлось заучивать реплики, и это избавило меня от значительной части переживаний по поводу проекта. Сценарий она набросала в общих чертах, и указаний в нем толком не было. В первый вечер съемок в квартире я даже не знала, куда себя деть. Но стоило нам начать, и я забыла, что Жюльет меня снимает. Она двигалась бесшумно и грациозно, и даже голос ее преобразился – она прекрасно объясняла, что делать. Я обнаружила, что подчиняюсь ей, следую ее указаниям еще до того, как она успеет договорить. В какой-то момент Жюльет поставила камеру на штатив, подошла ко мне и поправила мою позу. Прежде мы соприкасались почти всеми возможными способами – держались за руки, спали, прижавшись друг к другу, ходили, приобняв друг друга за плечи, – но когда она присела рядом, чтобы поменять положение моих ног, это было совсем иначе. Она жестом профессионала сдвинула мою щиколотку влево и согнула колено так, чтобы оно смотрелось выгоднее.
На эти несколько дней фильм целиком поглотил меня. Жюльет сказала, что хочет быть похожей на мою мать, когда станет старше. И тут я в кои-то веки почувствовала гордость за Анук: даже моя ровесница решила брать с нее пример. Когда монтаж фильма был закончен, Жюльет пришла к нам, чтобы показать его.
Жюльет и Анук сидели за столом в гостиной и говорили о фильме, но я слушала рассеянно и улавливала только отдельные фразы, вроде того, что на экране поры на моей коже кажутся больше и она напоминает лунную поверхность. Они обсудили длинный кадр в конце, когда камера следует за новым мэром – женщиной, бегущей по улицам городка. Мэр вытирает кровь с губ, но не замечает пятна на шее. Камера медленно наплывает на кровавое пятно, пока оно не заполняет весь экран красноватой мутью. Мы сделали искусственную кровь из пищевого красителя, сахарного сиропа и какао-порошка и размазали ее по моей шее. Я бежала по улицам Отея