Я ждала, что вот-вот войдет мой настоящий отец. Я ждала, что раздастся шум слива, что он появится из соседней комнаты, удивится, увидев меня, и улыбнется, так что станут слегка видны нижние зубы. “Марго, – скажет он, – ma chérie, что ты здесь делаешь?” Будет ли он потрясен, расцелует ли меня в щеки, несмотря ни на что, или велит немедленно уходить? Теплый воздух заклубился у меня внутри, и я вдруг ощутила легкость. Мысль о его появлении успокоила меня.
Когда глаза привыкли к тусклому свету, я увидела фотографии в рамках на комоде возле стола. Его свадьба с мадам Лапьер. Она – почти неузнаваемая хорошенькая невеста в белом платье, он молодой, с густыми волнистыми волосами. Двое их сыновей стоят в лодке, широко расставив ноги для равновесия. Более поздняя фотография, на которой все четверо сняты на пляже. Он в центре, обнимает обоих сыновей за плечи, а мадам Лапьер впереди, прислонилась головой к его плечу. От их счастья у меня перехватило дыхание.
До меня донеслись шаги, стук каблуков где-то в глубине квартиры, потом громкий женский голос.
– Как вы смеете, – сказал этот голос.
Я услышала ответ Анук, прозвучавший с таким же напором и прокатившийся по всему коридору. Они, по-видимому, стояли в прихожей. Наверное, Анук зашла внутрь.
– Мы имеем право быть здесь, – сказала моя мать.
– Разве того, что вы уже сделали, недостаточно?
– Только не надо изображать из себя жертву.
– Он слишком легко увлекался красивыми женщинами вроде вас. Думаете, вы чем-то отличаетесь от остальных?
Голоса стали тише, но я по-прежнему слышала в них ярость. Я ухватилась за стул и закрыла глаза.
Когда через несколько мгновений я их открыла, она была уже рядом, на расстоянии вытянутой руки. Я вздрогнула. Она подошла неслышно.
В мадам Лапьер не было ничего общего с той женщиной, которую я видела на улице несколько месяцев назад. Опять юбка и жакет в тон, без единой складки, но на лице, бледном, как у привидения, пролегли глубокие морщины. Волосы, такие густые и блестящие на фотографиях, облепляли голову, выдавая неровности черепа.
Я ждала обвинений.
– Ты такая юная, – сказала она наконец прерывающимся голосом.
Я обхватила себя руками. За спиной матери появился Жак, взял ее за руку и мягко сказал, что мне нужно дать время побыть одной.
– Идем, Maman, – прибавил он и потянул ее к двери.
Она отступила на шаг.
– Да, это правда, – сказала она с горечью. – Ты ничего плохого не сделала. Ты такая же, как мы.
Они вышли из комнаты, и я снова осталась одна.
От ее слов мне стало холодно, по ладоням пробежала дрожь. Я приблизилась к папе. Его губы стали тоньше, чем я их помнила, словно у него украли зубы. Но особенно странной казалась кожа, которую больше не оживляло внутреннее биение. Из него будто выпустили воздух. Я склонилась над ним и коснулась губами его волос. Они были мягкими и пахли его шампунем – слабый лекарственный запах. И тогда я узнала его. Я сделала еще один вдох. Это он.