Но она погружалась в свои проекты с головой, запах ее духов от “Эрмес” витал по всей квартире, и ее голос доносился из-под двери комнаты, когда она говорила с Матильдой по телефону. Уже потом я поняла, что она хотела защитить меня. Она относилась к роли матери серьезно, просто понимала ее по-своему.
Но когда она думала, что я не смотрю, я замечала внезапную пустоту в ее глазах и дрожь в руках, резавших яблоко. Возвращаясь домой из школы, я видела ее опухшее лицо. Это по-прежнему приводило меня в ярость: она не могла не показывать мне свою боль, даже когда старалась.
Наши совместные ужины почти всегда проходили в тишине. Надо было чем-то питаться, и мы ели одно и то же изо дня в день. Топливо на завтра, говорила она. Готовый рис с лососем в полиэтиленовых упаковках, которые мы бросали в кипящую воду, нарезанные помидоры с моцареллой, половинка дыни и прошутто, замороженные и разогретые в духовке pommes dauphine[27]. Когда в холодильнике было пусто, я ела хлопья.
Однажды вечером Анук говорила без умолку, рассказывая мне о пьесе, в которой играла по просьбе одного своего друга. Она просто помешалась на этой пьесе. Это была низкобюджетная постановка. Платили ей мало, но у режиссера, того самого друга, был талант. Она очень обрадовалась, когда ее пригласили в этот проект, а сейчас говорила о нем с горечью. Я почувствовала неладное.
– Тебя что-то беспокоит? – спросила я.
Ее друг спит с актрисой, играющей главную роль. Он старше ее на двадцать три года, но куда более серьезная проблема – это разница в их положении. Она никто. Это ее первая роль в театре. Соблазнять режиссера в самом начале карьеры было глупой ошибкой.
– А тебе-то какая разница? – спросила я.
– Просто я знаю его уже давно. Он человек влиятельный. Он может превратить ее в звезду или разрушить ее карьеру. Но еще он может без малейших угрызений совести сделать ей ребенка. Тут-то для нее все и закончится, не начавшись. А она как раз в его вкусе. Длинные ноги, губы как щупальца осьминога.
– Она его любит?
– С чего бы? – отозвалась Анук. – Он толстый, и у него гнилые зубы.
– В таком случае это он ее соблазнил, а не она его.
– Я видела, как она на него смотрит, как во время репетиций кладет руку ему на колено под столом.
– Может, она с ним счастлива.
Анук провела языком по зубам, проверяя, не прилипла ли к ним еда.
– Ты бываешь очень жестока к людям, которые кажутся тебе похожими на тебя саму, – сказала я.
Она раздраженно вздохнула и забрала у меня тарелку, даже не спросив, буду ли я доедать. Остатки она соскребла на собственную тарелку, чтобы выбросить. Я не всегда понимала, когда меня заносит. Мы обе были малочувствительны к взаимным нападкам, но не решились бы так разговаривать с кем-нибудь еще, даже с Тео или Матильдой, потому что понимали, как это ранит и как безобразно выглядит.