Остывший камин, пушистый мех на полу, белая рубашка, небрежно брошенная на незаправленный диван.
Меня пронзает остро-сладким воспоминанием. Как я лежала вчера, уткнувшись щекой в эту рубашку, и дышала его запахом, пока ладонь — широкая, горячая и сухая, немного шершавая, — вела по моей спине вниз.
С трудом давлю в себе желание подбежать к этой рубашке, прижать её к лицу и вдохнуть полной грудью.
Дорна здесь нет, очевидно же. Так почему я остаюсь стоять, словно ноги приросли к полу?
Открытая чернильница, пара тёмно-синих капель на столе, прямо на дорогой поверхности полированного дерева.
Сломанное гусиное перо рядом. Возле какого-то документа.
И да, я знаю, что верх невоспитанности так поступать, и не должна я рыться в бумагах мужа, и если он сейчас войдёт, всё будет выглядеть ужасно… но бывают на свете вещи, которые просто выше твоих сил. И я подхожу ближе, тяну ладонь.
Лист бумаги — плотной, тиснёной, с вензелями и водяными знаками королевского министерства. Внизу красной кляксой чиновничья печать и незнакомая размашистая подпись.
Край листа чуть загибается, норовит свернуться в свиток сам собой, выскользнуть из рук, как норовистый дикий зверёк. Я ловлю его, распрямляю. Вчитываюсь. Хотя это трудно — буквы пляшут перед глазами, и почему-то начинают расплываться.
«Свидетельство о разводе».
Ниже вписаны два имени.
…Лорд Дорнан Морриган…
…Леди Элис Морриган, в девичестве Шеппард…
Почти не замечая, потираю кожу где-то под левой ключицей, где вдруг что-то сильно жжёт и давит. Нет, ну что меня так удивляет? Морриганы. Первейшие богатеи и ближайшие друзья Его величества, один из самых знатных аристократических родов Королевства Ледяных Островов. Конечно, им позволено то, что не позволено простым смертным. И даже заранее, сразу после свадьбы получить от королевских чиновников бланк свидетельства о разводе со всеми печатями, вензелями и подписями. В который достаточно просто вставить нужную дату. Поле для записи дня, с которого мы перестанем быть мужем и женой.
Вот он — этот прочерк. Пустое место.
Такое же пустое, судя по всему, каким я осталась для Дорна в его жизни.
Роняю бумагу на стол, она снова скручивается в свиток. Медленно отступаю, будто эта вещь живая, и она может наброситься на меня, как ядовитая змея. Будто именно она сейчас крушит и рвёт на части всё внутри, топчет робкие ростки надежды, стирает безжалостно едва заметные контуры будущего, которые я рисовала себе — как рисуют пальцем на запотевшем окне.
Но это так глупо. Бумага ни при чём. Это делает со мной, нашей жизнью, мужчина, которого я люблю.