Бог Тьмы опустился на колени, пытаясь обнять что-то невидимое. Его черные крылья расползлись по полу, а он обнимал что-то невидимое, задыхаясь в абсолютной темноте.
— Зачем я ее отпустил? — слышался тихий рыдающий шепот. Я впервые видела, как мужчина плачет. И тем более впервые видела, как плачет бог…
— Маленькая моя, — едва слышно прошептал он, баюкая что-то маленькое и невидимое. — Почему ты ушла? Вот что мне нужно было сделать, чтобы тебя удержать? Посадить в клетку? Если бы надо было бы, посадил…
Хрипловатые вздохи прерывались шмыганьем моего носа, а я понимала, что меня действительно любят. Просто кто-то слишком гордый, чтобы признаться в этом. Весь в папу. Мне вообще один раз только в любви признались. И то без слов. Женщина, которая требует каждый день признания в любви, не любит ни себя, ни его. Мужчины просто устроены немного по-другому. Когда-то я променяла сопливого принца на суровое чудовище. И ни дня не пожалела.
— Кто-нибудь, — задохнулся Бог Тьмы, а я смотрела на него, сквозь пелену слез. — Верните мне ее… Такую, какая есть… Я больше ничего не попрошу… Только верните ее…
— Ты просто его не знаешь, — улыбнулась фея, пока я растирала слезы. Мне безумно хотелось его обнять, броситься к нему на шею, вцепиться и не отпускать… Если бы не фея, я бы никогда не узнала о том, что тьма умеет плакать и страдать…
— Можно к нему, — взмолилась я, а фея тут же обняла меня, как родную. — Я не могу смотреть, как он страдает… Пустите… Перенесите… Я не знаю как, но я прошу вас…
Она толкнула меня, а я неожиданно для себя очутилась в полной темноте. Может, раньше я бы и испугалась, но сейчас шла, слыша сердцем каждый свой неуверенный шаг. Глаза привыкли к мраку, а бросилась вдоль колонн, понимая, что он где-то рядом… Я люблю его… Люблю… Противное, мерзкое, отвратительное, гордое и сейчас слегка сопливое чудовище.
— Светлячок, — слышалось отчаянный тихий вой. — Мой маленький светлячок…
Я застыла в нерешительности, спрятавшись за колонной. Сердце умоляло меня подойти к нему, но я почему-то боялась.
— Я бы не отпустил тебя… — задыхалась тьма, будучи уверенным, что ее никто не видит.
Или я выдохнула громко, или пошевелилась, но Бог Тьмы застыл.
— Кто здесь? — в его голосе прозвучала сталь. Он встал, глядя величественно и спокойно. — Я спрашиваю! Кто здесь?
После такого хотелось спрятаться за колонну и не вылезать. Это был тот самый мужчина, который считал, что слезы и слабость — это преступление. А свидетелей преступления нужно кончать на месте.
Он сделал несколько шагов, а я притихла мышкой, сползая по колонне. Что-то мне боязно после этого подходить к нему, если честно.