Я положила скатерть на стол, а на ней появилось столько еды, что можно накормить тридцать три богатыря.
— Ешь! — скатерть схватила меня, приматывая меня к стулу. — Пока все не съешь, никуда не пойдешь, трупёрда!
Чувствую, что ближайшие десять лет, я вряд ли куда-то пойду. А если я это съем и в озеро нырну, то озеро переедет! Буду выползать из воды, как тюлень с отдышкой.
— Ешь, ешь! — требовала скатерть, не давая мне встать. — Ты других не слушай! Знаешь, каких девиц молодцы любят? Таких, что сядет — орех раздавит!
— Я все понимаю, но зачем мне потом молодец с одним орехом? — спросила я, почесав «орехокол».
— Ешь, давай! — голос скатерти-самобранки стал угрожающим. Ой, щелкунчиком чувствую, что все это не осилю!
— Спасибо, я два блинчика съела! — ответила я, пытаясь встать. — Мне хватит!
— Куда!!! — возмутилась скатерть, пытаясь меня усадить на место. — Я же сказала, хобяка, пока все не съешь…
Наверное, нужно есть, пока скатерть добрая! Через полчаса я чувствовала, что в меня не лезет.
С трудом я выпуталась из скатерти, а яства на столе исчезли.
— Вот! Так бы и сразу! А то не хочу, не буду! — кривлялась скатерть. — И то не ем, и это! Все умолола! Крупорушка!
Я достала гребень, сидя на стуле. Интересно, кто же так расщедрился? Гребень переливался самоцветами и сверкал золотом. Нужно подождать, пока волосы высохнут, и расчесаться.
— Подарок, говорите? — задумалась я, вертя гребень в руках. Мне самой было интересно. Я ни разу не расчесывалась гребнем! Он хоть чешет вообще? Или утром я три волосины буду в косу плести!
Я задумчиво решила расчесать спутанную бахрому на скатерти.
— Щекотно! — визжала скатерть, пока я продиралась гребнем. — Щекотно! Ай!
Я посмотрела на пучок ниток. А на их месте могли бы быть мои волосы!
— Ой, — послышался вздох скатерти. — Сердце мое, любовь моя… Судьбинушка ты моя! Где ты мой, соколик ясный? Приди ко мне темной ноченькой! Да двери запирать не буду! Окна запирать не стану! Лишь бы тебя увидеть, душа моя!
Я нахмурилась, глядя на перелив самоцветов и то, как надувается скатерть парусами.
— Ой, исстрадалось мое сердце девичье! Да ссохлось оно от тоски любовной! — причитала скатерть. И вздыхала. Как вздохнет, так сразу пузырем надуется. — По тебе страдает, соколик мой! По тебе, душа моя! Кудри твои золотые, речи твои пламенные…
— Интересно девки пляшут, — задумалась я, расхаживая по комнате. — И у кого у нас тут кудри золотые? У кого речи пламенные?
Нда…
Есть у меня ещё порох в пороховницах, шары в шароварах и ягоды в ягодицах!