Мы вернулись в Забриски-Пойнт, чтобы посмотреть там все при дневном свете, и еще находились под действием кислоты, но, конечно, пиковый период уже прошел. Я фотографировал, а Фуко был очень общителен. Он много улыбался. Затем мы снова отправились в дорогу и, воспользовавшись шоссе 190, миновали Каньон двадцати мулов и добрались до поворота на Дантес-Вью, откуда нам осталось проехать примерно двадцать миль. И я подумал, что этой смотровой площадке дали такое название, поскольку вид, открывавшийся с нее, напоминал пейзажи, изображенные на иллюстрациях Гюстава Доре к книге Данте «Божественная комедия».
Если не считать креозотовых кустов и кустов эриогонума, кое-где видневшихся на склонах, резко спускавшихся к солончакам, расположенным на расстоянии пяти тысяч футов под нами, нас окружало царство абсолютно голых камней и пиков. На западе со стороны Тихого океана виднелось семь или даже более горных хребтов, включая Сьерра-Неваду с ее остроконечными вершинами. А если посмотреть на восток в направлении Аризоны, взгляд сразу упирался в огромную пустыню, кое-где утыканную холмами и погасшими вулканами. Этот пейзаж сильно напоминал одну известную картину Альдорфера, если, конечно, убрать с нее все признаки жизни.
Мишель и я направились по узкой тропинке к небольшой площадке, расположенной на краю утеса, нависавшего над долиной. Она тоже вполне подошла бы для орлиного гнезда, поскольку находилась в очень укромном и труднодоступном месте. Фуко, казалось, не знал страха, и настоял, чтобы мы подошли к самому краю, где при любом неверном движении нам обоим ничего не стоило свалиться прямо в пропасть.
Здесь наконец я смог попрактиковаться в умении хранить молчание. Целый час мы просидели бок о бок, слушая ветер, к которому время от времени примешивались крики птиц. Фуко всматривался в бездну, находившуюся внизу. Потом его взгляд поднимался к горам, которые, казалось, разговаривали с ним. Какое-то время он фокусировался на широкой полосе солончаков, блестевших вдалеке подобно поверхности покрытого льдом озера, но порой, казалось, смотрел в никуда.
Его явно потрясло увиденное, хотя ему каким-то чудом удавалось сохранять непроницаемую мину. Когда мы поднялись, собираясь отправиться в обратный путь, я только и смог промямлить, пытаясь выразить свои эмоции:
— О, как хорош тот новый мир…[8]
Мишель посмотрел мне прямо в глаза и, словно в трансе, побрел назад. А мне не оставалось ничего иного, как закончить цитату из «Бури» Шекспира»:
— Где есть такие люди![9]
Когда мы добрались до машины, Майкл нежился на солнце, читая «Четыре квартета» Т. С. Элиота и слушая цикл из пяти пьес Пьера Булеза «Складка за складкой». Смотря на его обнаженное тело, я подумал, что он идеально смотрелся бы на картине Макфилда Пэрриша на фоне голубого неба.