Он понимал, что для его хозяина наступили радостные, пожалуй, самые счастливые дни в его жизни, и принимал все знаки внимания со стороны этих новых, но, по-видимому, дорогих для его властелина людей с полной благожелательностью.
– Папа, ты иди в комнату, раздевайся и ложись отдыхать. Мама так велела.
– Нет, дочка, я не устал. Мы сейчас будем готовить завтрак.
– Да я сама приготовлю! Только картошку сварить, чайник вскипятить, хлеба нарезать. Есть еще пирожки, но мама их трогать не велела. Гости будут, их угощать надо.
– Не спорь, вари свою картошку, я с удовольствием поем. Давно я домашней картошки не ел. А я тут распакую кое-что. – И Борис, разобрав сваленные в углу кухни вещи, на которые с интересом посматривали младшие дочки, сказал:
– А ну-ка, девчата, ножницы у вас есть?
– Есть, есть, – почти одновременно крикнули Нина и Майя, и последняя с такой быстротой метнулась в комнату и вернулась обратно, что Борис невольно рассмеялся: – Ну и проворная же ты.
А та с гордостью заявила:
– Я всегда такая.
– Она и в школе такая же непоседа, – вставила Нина.
– Уже ябедничаешь! – возмутилась Майя.
– Ну ладно, ладно, не ссорьтесь, – успокаивающе сказал Борис, доставая из груды вещей фанерный ящик, обшитый, как и все чемоданы, узлы и свертки, темно-синей байковой материей.
Еще в Лигнице, готовясь к отъезду, они с Захаровым решили все вещи обшить, и это оказалось очень удачным. Благодаря этой обшивке они без труда сдали багаж во Львове. Удобны были вещи, обшитые и обвязанные веревками, и при перегрузке в поездах. Они были обвязаны веревками так, что вверху каждой вещи образовалось подобие ручки.
Это позволяло сравнительно легко, несмотря на значительную тяжесть, переносить каждую вещь.
Развязав веревки и распоров обшивку, Борис обнажил большой фанерный ящик, крышка которого была плотно прибита гвоздями. Он оглянулся по сторонам, но не успел ничего сказать, потому что сообразительная Майя уже несла ему из угла кухни большой топор.
– Молодец! Догадливая, – сказал Борис и принялся вскрывать ящик.
В такие ящики они с Захаровым упаковали продукты, которые решили привезти с собой. После ликвидации хозяйства госпиталя и сдачи на трофейный склад остатков трофейных запасов, у них оставалось еще достаточно много разнообразных продуктов, часть их они раздали своим подчиненным, а кое-что решили взять с собой, полагая, что там, в России, с едой еще совсем неважно. Но они даже и не предполагали размеры тех трудностей с питанием, которые увидел Борис у себя дома.
Как уже говорилось, за годы войны он отвык от условий гражданской жизни, и чтобы особенно не отягощать себя, взял с собой, можно сказать, минимум того, что мог бы взять.