Но этого делать не пришлось. К нему подошла Шуйская, она только что бегала в аптеку за какими-то медикаментами и на дворе видела Игнатьича. Борис сказал:
– Ты бы шла отдохнуть, ведь всю ночь по подвалам лазила, наверно, устала?
– Да нет, я не устала. Я только один раз сходила. Мы привели пятерых, и Журкина меня здесь оставила. Здесь было много работы, а затем я часов с 4 до 8 поспала. Ты-то как?
– Я здоров, а вот Игнатьич говорит, что Джека нет.
– Да, я уж знаю, он и мне говорил. Я, признаться, уж и всплакнула о нем. Жалко. Ну, да тут сейчас столько работы, что не о нем, а об этих людях думать надо. Ранения несложные. Тяжелые давно уже померли. В подвалах полно мертвецов. А эта вот, – она кивнула головой на стол, – выжила, но останется ли жива, не знаю. Да и другие-то тоже так истощали, прямо кожа и кости. Хуже, чем под Ленинградом. Некоторые недели по две ничего не ели.
Весь этот разговор происходил в то время, пока Борис мыл руки. Когда он закончил и обработал руки спиртом, йодом, надел при помощи одной из сестер перчатки, стерильный халат, маску и подошел к одному из операционных столов, около которого стояла уже успевшая помыться и одеться Шуйская. Он поразился, увидев на столе худенькую-худенькую маленькую девочку. Она была ранена в живот. Снаружи ранка была невелика и уже покрылась корочкой, по форме ранение было осколочное. Но кто его знает, что мог натворить этот осколок там, внутри. Нужно было делать пробную лапаротомию. Обследовать брюшную полость, произвести необходимые манипуляции с ее поврежденными органами. А Борис просто боялся тронуть эту девочку, такой она казалась хрупкой.
Конечно, ни о каком наркозе не могло быть и речи. Она бы его не выдержала. Между прочим, именно поэтому Минаева, всегда оперировавшая на брюшной полости с эфирным наркозом, и не трогала эту раненую.
Ведь уже все знали, что майор Алешкин под местной анестезией может сделать самую сложную операцию. Он это доказывал уже не раз.
Борис обратился к девочке, испуганно смотревшей на него большими голубыми глазами. Она, очевидно, очень боялась, но даже плакать была не в силах.
Он решил, чтобы успокоить ее, заговорить с ней по-польски:
– Добрый день, панна. Как вы себя чувствуете?
В глазах девочки мелькнула радостная искорка. Вместо ответа она спросила:
– Вы поляк? Вы меня не убьете?
– Я, хотя и не совсем поляк, но постараюсь вам помочь. Вы мне тоже помогите.
– Будем вместе лечить вас! Хорошо?
Девочка кивнула головой, но в глазах ее вновь мелькнуло недоверие:
– Сколько вам лет?
– Восемнадцать.
– Сколько?!