По этим слухам можно было предположить, что их распространяет кто-то хорошо осведомленный в положении на фронте и стремящийся этими слухами подорвать веру в советскую власть.
Борис так и сказал об этом жене. Та согласилась с ним и заметила:
– Наверно, Борис, так думают и в районе, потому что на днях арестовали всю семью немецкого учителя Бауера… Ну того, у которого ты лечил сынишку.
– Да, да. Я еще у него радио слушал.
– Радио? А вот насчет того, взяли ли у него радио, я не знаю.
Как потом стало известно, при аресте Бауера и последующей высылки его с семьей в Среднюю Азию, никакого радиоприемника у него изъято не было. Очевидно, он успел его кому-то передать, так как на почту, куда было приказано сдать имеющиеся приемники, он его тоже не сдавал. Вероятно, этим делом должны были бы заняться районные органы, но события развертывались с такой быстротой и катастрофичностью, что районные власти совсем растерялись и многие свои обязанности выполняли очень нерасторопно.
Речь И. В. Сталина, произнесенная им 3 июля 1941 года, была в этот же день напечатана во всех центральных газетах и дошла до таких мест, как станица Александровка 5 июля; правда, до этого слушали ее в клубе по радио. При несовершенстве тогдашней радиотехники удалось услышать только отрывки ее, они произвели не очень сильное впечатление. Но когда Борис Яковлевич прочитал эту речь в газете полностью, он, как и многие его современники, начал понимать, что опасность, нависшая над советским народом, советской властью и страной, действительно огромна. И если уж сам Сталин говорит о ее грандиозности и необходимости мобилизации всех народных сил на разгром врага, значит, действительно должно быть мобилизовано все. И Борису Яковлевичу, так же, как и многим другим, казалось, что действительный отпор врагу может быть дан только там, на фронте, непосредственно в армии.
Он опять же, как многие другие, не понимал, что работа в тылу в этот тяжелый для страны период не менее ответственна и важна. И потому всеми силами своей души стремился на фронт, туда, где рвутся снаряды, туда, где льется кровь.
Он ни на минуту не задумывался над тем, что же будет с его довольно большой семьей, если он уйдет в армию. Он был совершенно уверен, что советская власть его семью не оставит. Он надеялся на работоспособность и силы жены, и, наконец, он твердо считал, что именно там, на фронте, он может защищать свою семью как нужно.
Хотя вот уже 7 лет Алешкин формально числился беспартийным, в глубине своей души он считал, что это величайшая несправедливость, сотворенная над ним, когда-нибудь будет исправлена, и что все равно он всем обязан партии, и потому все партийные решения для него являются также обязательны, как и для того, кто носит партийный билет в кармане. А уж если речь идет, по выражению Сталина, о существовании самого Советского государства, самой советской власти, то он должен быть в первых рядах ее защитников.