— Нет!
— Он врет?
— Да!
И снова в ход шла тяжелая линейка.
По вечерам отец брал его с собой в местное казино. Отца всегда сопровождали два здоровяка, он там садился с незнакомыми людьми и до утра вел с ними беседы, они выпивали, чокались, кричали. А Романза дремал, сидя в уголке. Отец тряс его за плечо и шептал что-то на ухо, не давая ему заснуть.
— Мне нужно, чтобы ты запоминал, кто жульничает.
А громогласный оживленный мужчина с неприятным взглядом орал:
— Дай ты мальчишке поспать в гамаке, Интиасар! У него еще в паху волосы не выросли, а ты его уже сюда водишь!
— Я могу им доверять, Романза?
— Только не вон тому в голубой рубахе, папа. Он лжец.
— Хорошо. Кто еще?
— Тот голосистый мужчина.
— Почему?
— Он говорит, что у него покладистая жена.
— И?
— Он так не считает.
Отец потрепал сына по голове и провел пальцем по морщинке между своих глаз.
— Все будет хорошо, не волнуйся.
— Я и не волнуюсь, — сказал Романза.
Он знал себе цену.
Свою работу он ненавидел. Ведунья допустила ошибку: начальник полиции не стал ему наставником-учителем, и Романза использовал свой дар не по назначению. Эта работа была грязная и связана с насилием. И еще она была бесчестная.
А потом он встретил Пайлара Томаша. Его приволокли в полицейский участок и обвинили в том, что он навел порчу на чье-то поле сахарного тростника. Пайлару тогда было не больше восемнадцати, он носил лохмотья, едва прикрывавшие его нагое тело. Он был чумазый, но с ослепительно-белыми зубами. Днем его кожа была горячей, а по ночам прохладной. Он был крестьянский сын, но оба мальчишки были похожи как родственники.
— Это ты проклял поле сахарного тростника, парень?
Пайлар молчал, и тогда начальник полиции попытался его разговорить с помощью кулака.
Лежа на полу, Пайлар сплевывал кровь и стонал.
— Ты проклял поле сахарного тростника?
— Я…
— Говори громче!
— Я… — Парень стал жестикулировать. Начальник полиции нагнулся над ним. — Я… проклинаю… тебя!
— Отлично! — Начальник полиции развеселился. — Чую, сегодня у меня будет хороший побивочный день. Ты полежи тут, парень. Что-то я не вижу свидетелей. Лежи, где лежишь, схожу отрежу кусок веревки и вымочу ее в соленой воде.
Когда начальник полиции ушел, мальчики стали глядеть друг на друга.
— Это ты проклял поле сахарного тростника? — спрашивает Романза.
— Нет.
— Тогда почему ты ему не сказал?
— Потому что он идиот.
— Это не ответ.
— Я не стану отвечать на вопросы, как будто я преступник.
Романза поморщился:
— Ты не преступник.
— Я гордый, как моя мать.
— Нет.
— Я ненавижу жестоких людей.
— Нет.
Романза уже видел таких, как этот мальчишка: с жгучим желанием поверить в ложь, которую он бессознательно говорил о себе. От этой лжи у него на деснах возникали тонкие болезненные трещинки.