Один день ясного неба (Росс) - страница 86

— Мне нужна помощь, наставница!

— Ничего не могу для тебя сделать!

Она хлопнула ладонями по ляжкам. И успокоилась так же быстро, как разволновалась. Говорила она отрывисто, и голос у нее был старый.

— Почему?

— Сегодня я не могу ничем тебе помочь. Но надеюсь, ты найдешь ответы.

— Но… ты даже не спросила, что меня тревожит.

— Мне и не надо спрашивать. Мой ответ: нет!

— Но почему?

Он надеялся, что ведунья что-то ему предложит: заклинание, магический порошок, какое-нибудь масло мира и процветания. Устроит ему красочное представление. В конце концов, она же с Попишо!

Он хотел получить от нее любовный приворот.

Его предупреждали, насколько это опасно. Он знал, что об этом говорили люди. Любовь, полученная таким образом, никогда не была сладкой, она не была честной и длилась недолго. Это было злодейством: к любви нельзя принуждать. Их дети родятся уродами, под их окнами по ночам будут выть собаки, и ее поцелуи вызовут у него расстройство желудка.

Но ему было все равно.

Ведунья прошмыгнула мимо него и, усевшись в кресло на веранде, повторяла: «Я ничем не могу тебе помочь», — и с каждым разом эта фраза звучала в его ушах все более оскорбительно. Знала ли она, что ему нужно? Или просто валяла дурака? Она не возразила, когда он присел рядом. Они препирались весь день, сидя коленка к коленке, и со стороны можно было подумать, что они старые друзья.

— Ничем?

— Ничем.

— Тогда что я тут делаю?

— Не знаю. Я ничего не могу для тебя сделать.

— Прошу, позволь мне спросить.

— Иди спрашивай кого-нибудь другого. Я тебя не знаю.

Ему не хотелось говорить, возможно, это и не имело значения.

— Так ты не позволишь мне спросить?

— Ты хочешь задать неправильный вопрос.

— Откуда тебе знать?

— Спроси у своего сердца. Ты кто?

Он попытался ответить:

— Я повар.

— Неужели? Ну что ж… — Она пососала нижнюю губу, словно уловила в его словах какой-то смысл. — Радетель?

Он кивнул.

— От тебя исходит этот запах. Но сегодня я тебе ничем не могу помочь.

— Наставница…

— Не называй меня так.

— А как мне тебя называть?

— Моим именем. Оно ведь для этого и нужно.

— И как тебя зовут?

— Ты приходишь в мой дом, задаешь вопросы, но не знаешь моего имени! Кто ты?

— Я же сказал, кто я. И я еще ничего не спросил.

— В сердце своем ты меня уже спросил.

— Прошу, назови свое имя, и я смогу тебя уважать.

— А какая разница?

Прошел час. Он открыл рот, желая продолжить разговор. Ведунья вздохнула, потом схватила его за уши и сложила, как складной стул. Он не успел даже удивиться. С громким хрустом и безболезненно она переломила ему лодыжки и рывком отделила их от пяток, так что покрасневшие пальцы ног оказались прижаты к голеням, потом сломала ему тазовые кости, сильно хлопнув по ним ладонями. Таз сложился, как створки ракушки, зажав пенис между ягодицами. Она встала с кресла и, склонившись над ним, принялась ломать позвонки по всей длине хребта, при этом тихо цокая языком, словно подвергала его тело осмотру, в ходе которого получала ответы на безмолвно заданные ею вопросы.