— Мне нужна помощь, наставница!
— Ничего не могу для тебя сделать!
Она хлопнула ладонями по ляжкам. И успокоилась так же быстро, как разволновалась. Говорила она отрывисто, и голос у нее был старый.
— Почему?
— Сегодня я не могу ничем тебе помочь. Но надеюсь, ты найдешь ответы.
— Но… ты даже не спросила, что меня тревожит.
— Мне и не надо спрашивать. Мой ответ: нет!
— Но почему?
Он надеялся, что ведунья что-то ему предложит: заклинание, магический порошок, какое-нибудь масло мира и процветания. Устроит ему красочное представление. В конце концов, она же с Попишо!
Он хотел получить от нее любовный приворот.
Его предупреждали, насколько это опасно. Он знал, что об этом говорили люди. Любовь, полученная таким образом, никогда не была сладкой, она не была честной и длилась недолго. Это было злодейством: к любви нельзя принуждать. Их дети родятся уродами, под их окнами по ночам будут выть собаки, и ее поцелуи вызовут у него расстройство желудка.
Но ему было все равно.
Ведунья прошмыгнула мимо него и, усевшись в кресло на веранде, повторяла: «Я ничем не могу тебе помочь», — и с каждым разом эта фраза звучала в его ушах все более оскорбительно. Знала ли она, что ему нужно? Или просто валяла дурака? Она не возразила, когда он присел рядом. Они препирались весь день, сидя коленка к коленке, и со стороны можно было подумать, что они старые друзья.
— Ничем?
— Ничем.
— Тогда что я тут делаю?
— Не знаю. Я ничего не могу для тебя сделать.
— Прошу, позволь мне спросить.
— Иди спрашивай кого-нибудь другого. Я тебя не знаю.
Ему не хотелось говорить, возможно, это и не имело значения.
— Так ты не позволишь мне спросить?
— Ты хочешь задать неправильный вопрос.
— Откуда тебе знать?
— Спроси у своего сердца. Ты кто?
Он попытался ответить:
— Я повар.
— Неужели? Ну что ж… — Она пососала нижнюю губу, словно уловила в его словах какой-то смысл. — Радетель?
Он кивнул.
— От тебя исходит этот запах. Но сегодня я тебе ничем не могу помочь.
— Наставница…
— Не называй меня так.
— А как мне тебя называть?
— Моим именем. Оно ведь для этого и нужно.
— И как тебя зовут?
— Ты приходишь в мой дом, задаешь вопросы, но не знаешь моего имени! Кто ты?
— Я же сказал, кто я. И я еще ничего не спросил.
— В сердце своем ты меня уже спросил.
— Прошу, назови свое имя, и я смогу тебя уважать.
— А какая разница?
Прошел час. Он открыл рот, желая продолжить разговор. Ведунья вздохнула, потом схватила его за уши и сложила, как складной стул. Он не успел даже удивиться. С громким хрустом и безболезненно она переломила ему лодыжки и рывком отделила их от пяток, так что покрасневшие пальцы ног оказались прижаты к голеням, потом сломала ему тазовые кости, сильно хлопнув по ним ладонями. Таз сложился, как створки ракушки, зажав пенис между ягодицами. Она встала с кресла и, склонившись над ним, принялась ломать позвонки по всей длине хребта, при этом тихо цокая языком, словно подвергала его тело осмотру, в ходе которого получала ответы на безмолвно заданные ею вопросы.