«Мы договорились, что не влюблены друг в друга, – пишет она Брею, – но это не значит, что мы должны по этой причине меньше видеться. Вовсе нет».
Впоследствии Спенсер опишет Мэри-Энн в своей «Автобиографии» во всех подробностях, отдаст должное ее интеллекту, непростому характеру и запоминающейся, хотя и не слишком привлекательной, внешности:
«В ее внешности просматривалось некое мужеподобие; мужским был и ее интеллект. Роста она была среднего, однако крепкого сложения, да и голова была больше, чем обычно у женщины… От улыбки ее лицо поразительно преображалось; в этой улыбке было что-то сочувственное – и в отношении к человеку, которому улыбалась она, и к тому, кто улыбался ей. Голос у нее был контральто, довольно низкий и, по-моему, от природы сильный. На этот счет у меня сложилось вполне определенное представление, ибо в те дни мы, случалось, пели на два голоса; в то же время она имела обыкновение сдерживать силу своего голоса, и, подозреваю, его истинную силу вряд ли кто-нибудь ощутил в полной мере. Вместе с тем голос у нее был мягкий и, как и улыбка, сочувственный… Справедливая и добросовестная в своем отношении к людям, ненавидящая всякое зло, она тем не менее была настолько терпима к человеческим слабостям, что легко прощала, злопамятностью не отличалась и осуждала резкие высказывания. Нисколько не сомневаюсь, эта ее черта была вызвана постоянным изучением собственных недостатков. Она жаловалась, что постоянно занимается самокритикой и, соответственно, себе не доверяет… Ее философские способности были поразительны, я знавал немногих мужчин, с кем можно было бы с таким интересом, с такой легкостью рассуждать на философские темы…»
Однажды Мэри-Энн назвала Спенсера «хорошим, и даже прелестным человеком», а жене Чарльза Брея в мае 1852 года пишет, что она «в восторге от установивишихся между ними взаимопонимания и товарищества». И не в последнюю очередь потому, что это ему была она обязана знакомством с главным человеком в ее судьбе – Джорджем Генри Льюисом.
Любовью с первого взгляда, однако, их с Льюисом отношения не назовешь.
«На днях, – пишет она Бреям, – меня познакомили с Льюисом – с виду миниатюрный Мирабо».
Спустя два месяца она сообщает тому же Чарльзу Брею, что Льюис обещал статью в «Вестминстерское обозрение» и что «накануне он находился со мной и Спенсером в одной ложе на „Виндзорских проказницах“ и помогал нам высидеть невыносимо скучный спектакль».
В следующем письме (март 1853 года) тон уже совсем другой:
«В прошлую среду мы чудесно провели вечер. Льюис, как всегда, радушен и забавен. Завоевывает мое расположение. Такой не захочешь, а понравится».