Неприметность Агнес Грей – ее отличительное достоинство, высшая добродетель.
«Не замечаю никакой красоты в этом лице, – говорит она про себя. – Бледные, впалые щеки, самые обыкновенные темные волосы. Быть может, в голове этой и таится ум, быть может, эти темно-серые глаза что-то выражают – но что с того?.. Желать красоты глупо. Разумные люди никогда не желают красоты себе и не замечают ее у других. Если ум развит, а сердце к себе располагает, внешность никакого значения не имеет»[42].
Джейн Эйр внешне столь же неприметна, как Агнес Грей, но, в отличие от Агнес, она бросает своей безрадостной судьбе вызов – и, в конечном счете, одерживает победу. Рочестер, даже ослепший, покалеченный, выглядит куда авантажнее, чем доставшийся гувернантке Агнес такой же, как и она, скромный и непритязательный викарий мистер Вестон.
Кстати о викариях. В это же самое время уже не на страницах романа из жизни домашних учителей и гувернанток, а в доме приходского священника возникает еще один, столь же неприметный викарий по имени Артур Белл Николз, тот самый, у кого сестры позаимствовали имя для своего псевдонима. Все чаще и чаще наведывается этот молодой еще человек, в чьем взгляде, как у миссионера Сент-Джона Риверса, сквозит «бесцеремонная прямота, упорная пристальность», к окончательно ослепшему Патрику Бронте. И не только к нему: прошел слух, что викарий проявляет нешуточный интерес к старшей дочери пастора; пройдет еще несколько лет, и Артур Белл своего добьется – пока же Шарлотта вынуждена выслушивать сплетни, под которыми нет ни малейших оснований.
«И кто же, интересно знать, спрашивал у тебя, не собирается ли мисс Бронте замуж за викария своего отца? – с нескрываемым возмущением допрашивает она Эллен Насси в июле 1846 года. – И кто только мог эти слухи распустить? Отношения у нас вежливые, корректные и весьма прохладные – не более того. Если бы я даже в шутку рассказала ему об этих слухах, надо мной бы полгода потешались и он, и другие викарии. Они считают меня старой девой, а я их, всех до одного, – крайне неинтересными, ограниченными и непривлекательными представителями „сильного пола“».
Быть может, Николз и правда был человеком малоинтересным, однако о своем патроне Патрике Бронте, когда тот ослеп окончательно, он заботился, читал ему вслух, провожал до церкви и помогал подняться на кафедру. Патрику предстояла операция, и в августе 1846 года Шарлотта везет отца в Манчестер к местному светиле, глазному хирургу Уильяму Джеймсу Уилсону. Операция прошла удачно, но поездка в Манчестер увенчалась успехом не только по этой причине. Пока Патрик лежал в затемненной комнате и молился в ожидании, когда ему снимут повязку и вернется зрение, его старшая дочь от нечего делать и борясь с зубной болью, вооружилась карандашом и, близоруко склонившись над тетрадью, начала писать «Джейн Эйр».