.
Убить не удалось. Чернышевский избежал проказы, избежал постоянных возможных пищевых отравлений, избежал болотной малярии, не утонул в Вилюе, куда однажды смыл его паводок. Но физическое убийство, хоть и страшно, но для мыслителя, наверно, страшнее другое. Это когда нет возможности думать и писать. Страшнее, когда надуманное и написанное – почти у него на глазах уничтожается. В начале февраля 1874 г. его сотоварищ по Александровскому заводу Шаганов проездом оказался в Вилюйске. И вот рассказ Шаганова – о жандармском полковнике из хохлов, приехавшем в Вилюйск к Чернышевскому с обыском, который вел себя с хохлацкой тупой преданностью приказу. Что искал? Рукописи, которые и прочитать не мог, но знал, что их надо отобрать и уничтожить. Забрал все у Чернышевского. Потом в доме, где жил казак, у которого Чернышевский столовался, был даже разрушен пол. «Казак мне объяснил следующее: в декабре 1873 г. неожиданно явился из Иркутска полковник Купенко (начальник отделения Главного управления Восточной Сибири по политическим делам). Купенко, никуда не заезжая, – это было прямо ночью, – прямо приехал в острог, произвел у Никола Гавриловича самый тщательный обыск и затем начал обыскивать дома некоторых казаков, преимущественно ходя по амбарам, лазая в подполья, а если таковых не оказывалось – взламывал полы. <…> Вилюйские жители клятвенно уверяли меня, что Купенко увез у Чернышевского чуть ли не целый воз рукописей»[378].
Это был, конечно выстрел на поражение. Примерно как выстрел Дантеса. Что такое Шувалов? Перефразируя Лермонтова, можно воскликнуть: «Не мог щадить он нашей славы, не мог понять в сей миг кровавый, на что он руку поднимал»! Культура, наука не волновали этого ловца счастья и чинов. Приведу фразу из воспоминаний чиновника министерства юстиции и якутского прокурора Д.И. Меликова, который три дня пробыл в Вилюйске, но полностью за это время попал под обаяние умного, тонкого мыслителя, отнюдь не кровожадного злодея, фразу, фиксирующую страх начальства, боящегося влияния нечиновного человека: «Надо заметить, что при отправлении Н.Г. в ссылку в Якутскую область от какого-то графа или князя Долгорукова была прислана собственноручная бумага или письмо на имя якутского губернатора, в котором предписывалось иметь за Чернышевским особенно бдительный и неослабный надзор. “Правительство ничего не пожалеет, – говорилось в письме, – чтобы иметь этого человека в своих руках, так как он имеет неотразимое влияние на молодежь”. Не видел я этой бумаги лично, но слышал о ней от лица, заслуживающего полного доверия, которому я безусловно верю»