— Сомневаюсь. — Мне вспоминаются истории, которые я слышала о деде Натана. Он кажется мне человеком, которому в некотором смысле неуютно было занимать то положение, которым его наделили в городе, который старался смягчить неравенство, сложившиеся обстоятельства, даже повлиять на историю этого края и этого дома. Она не давала ему покоя, но он не мог воевать по-крупному, поэтому компенсировал это мелочами: помогал сообществу, людям, оказавшимся в трудной ситуации, к примеру скупал книги на благотворительных аукционах и собрания энциклопедий у детишек, которые вынуждены были работать, чтобы заплатить за машину или колледж. А еще взял под свое крыло Ладжуну, когда она появилась тут вместе со своей бабушкой.
— А мне кажется, что он одобрил бы твои решения, Натан. Если честно, я думаю, что он и сам захотел бы признать историю Госвуда и этого города.
— Да ты настоящий крестоносец, Бенни Сильва! — он гладит меня по щеке и улыбается. — Ты напоминаешь мне Робин… Про судью не знаю, но сестре точно понравился бы проект «Подземка»… — он резко осекается, поджимает губы, сглатывает и чуть ли не с виноватым выражением лица отгоняет нахлынувшую волну чувств, уронив руку на потертые перила. — И ты бы ей понравилась.
У меня такое чувство, будто она — сестра, которую он так любил и которую так горько оплакивает, — сейчас рядом с нами. Мне всегда хотелось иметь сестру.
— Если бы я могла познакомиться с ней…
Он резко вдыхает и, нетвердо шагнув к следующему лестничному пролету, жестом предлагает мне пойти первой.
— Мама рассказывала, что если Робин задумывала что-то, то всегда очень тщательно исследовала вопрос, писала конспекты, но никому их не показывала. Думаю, это все влияние этого дома и судьи с его бесчисленными папками и журналами. Тебе не попадались в библиотеке подобные документы? Заметки Робин или судьи?
— Только то, что я тебе уже показала. А последнее время вообще никаких находок не было, это совершенно точно, — отвечаю я. Натану удалось меня заинтриговать. Я бы все отдала, чтобы хоть разок поговорить с Робин.
Хотя одного раза мне вряд ли хватило бы.
Когда мы поднимаемся наверх, к Робин в комнату, я наконец вижу ее фотографию. Не детский снимок вроде тех поблекших студийных фотографий, что висят в гостиной, а взрослый. На элегантном письменном столе с тонкими ножками стоит деревянная рамка, украшенная веточками, а в нее вставлен портрет улыбающейся светловолосой девушки. У нее худое, узкое лицо. Глубокие, синевато-зеленые бездонные глаза сразу привлекают внимание. Глаза у нее добрые. Точь-в-точь как у брата. Она стоит на рыбацкой лодке, а позади нее — Натан, тогда еще подросток. Они оба смеются, а Робин держит в руках безнадежно запутавшуюся удочку.