— А я не предполагал, что так говорю. Вы считаете, мне надо научиться произносить «Ну-Яак» вместо «Нью-Йорк»? — спросил Скотт.
— Так говорят люди из Нью-Джерси, а не ньюйоркцы.
Скотт не знал, сердиться ему или смеяться. В Бернардсвиле, штат Нью-Джерси, жили восемь поколений Альтерманов. «Если бы папа после окончания Гарварда не получил работу в Бостоне, я бы вырос там, — подумал он. — Потом он встретил маму, и они поженились. Когда я был маленьким, то любил приезжать в большой дом навещать бабушку и дедушку».
После их смерти собственность семьи была продана, и на том месте построили загородный клуб с площадкой для гольфа.
«Дед с бабкой! Мои составляли важную часть моей жизни, — размышлял Скотт, отвлекаясь от болтовни шофера. — Интересно, Оливия Морроу сказала Монике, будто знала как ее настоящего деда, так и бабку. Бьюсь об заклад, тут есть какая-то связь с Гэннонами. Вот если бы разузнать все это для Моники!»
— Ничего, если я негромко включу радио? — спросил Гариган, заметив, что его не слушают.
— Это было бы здорово, — с благодарностью откликнулся Скотт.
Примерно через час они подъезжали к Саутгемптону.
— Дом, у которого она просила остановиться, находится на берегу океана, — сказал Гариган. — Может быть, я это говорил. Уже близко.
Они проехали еще несколько минут, и вскоре машина остановилась.
— Приехали, — сообщил Гариган. — Дом действительно большой.
Скотт не смотрел на дом. Его взгляд был устремлен на почтовый ящик с фамилией ГЭННОН, выведенной красивыми рельефными буквами. «Я знал это, я знал, — думал он. — Она собиралась рассказать Монике что-то о Гэннонах».
На полукруглой подъездной аллее стояла спортивная «феррари».
— Кто-то сейчас дома. Вы собираетесь зайти? — спросил Гариган.
— Позже. Пока я хочу, чтобы вы показали мне усыпальницу, которую, как вы сказали, посещала миз Морроу.
— Без проблем. Вы знаете, какое главное преимущество проживания рядом с кладбищем?
— Пожалуй, нет.
— Тихие соседи.
«Чересчур тихие, — думал Скотт несколько минут спустя, выйдя из машины и остановившись перед красивым склепом с фамилией ГЭННОН, вырезанной в камне над входной аркой. — Хотелось бы мне сейчас поговорить с Александром Гэнноном».
Оливия Морроу была совсем маленькой, когда жила в поместье Гэннонов, вновь пустился он в размышления. В прошлую среду она умерла в возрасте восьмидесяти двух лет. Сейчас Александру Гэннону было бы больше ста лет. Отцу Моники было семьдесят с небольшим, когда он умер. Если он сын Александра, то родился, когда Александру было лет двадцать пять. В то время Оливия была ребенком, так что, разумеется, не могла быть матерью.