Чарли находит спасение от давления бандитов в объятиях Терезы (Эми Робинсон), кузины Джонни Боя. Девушка больна эпилепсией.
Они понимали, что в конечном счете отношения между этими людьми были основаны на их любви друг к другу, но один из них получал от нее больше, чем другой.
В фильме «Крестный отец», вышедшем всего за год до этого, режиссура никогда не доходила до такого уровня кипения; там усилия направлялись на создание эпоса, выполненного в кровавых тонах. В «Злых улицах» показаны убийства, разбитые машины и ужасные огнестрельные ранения в шею, и все же в целом фильм получился легким, как велосипедная прогулка. И если «Злые улицы» вытеснили «Крестного отца» с позиции любимого гангстерского фильма мафии (по крайней мере, так утверждал один «умник» в ленте «Славные парни»), то это можно объяснить тем, что, по сути, преступление не является реальным субъектом этого фильма. «Грандиозность, паранойя и спасение лица — вот субъекты этого фильма, а вовсе не настоящее преступление», — отмечал проницательный Мэнни Фарбер, один из первых поклонников сцены в бильярдной. Здесь вспыхивает драка между героем Кейтеля и хозяином заведения, которого Фарбер характеризует как «злющего толстяка в теннисных туфлях, превращающегося по ходу драки в Тосиро Мифунэ». Все это снято одним непрерывным кадром под звуки песенки «Please Mr. Postman», хита группы «Marvelettes». В конце концов прибывает полиция, после чего наступает мир, и бывшие противники пытаются объяснить, откуда у них ножи: «Да это пилка для ногтей». Но потом, когда они собираются выпить за здоровье друг друга и разойтись, снова начинается драка — это насилие вырывается из перспективы примирения.
Американское кино никогда не видело ничего подобного. Сравнивая фильм Скорсезе с «Маменькиными сынками» Феллини, кинокритик из «New Yorker» Полин Кейл писала:
«Злые улицы» Мартина Скорсезе — это подлинно самобытный современный фильм, триумф личностного кино. У него свой собственный, галлюцинаторный взгляд; его персонажи живут в темноте баров, с подсветкой и вспышками цвета. У фильма есть свой собственный тревожный, меняющийся ритм и напряженный эмоциональный диапазон, который является головокружительно чувственным… Ни в каком другом американском фильме с гангстерским антуражем нет такого элемента личной одержимости; никогда прежде не было гангстерского фильма, в котором бы вы чувствовали, что режиссер говорит: «Это моя история».
Направляя пистолет на Майкла Лонго (Ричард Романус) Джонни Бой пересекает красную черту