. В другой день хоронили молодую девочку, 1 7-ти лет, и парня лет 20-ти. Их вытащили из гаража, где они уединились, чтобы предаться торопливой подростковой любви. В гараже было холодно, и они включили двигатель на прогрев. Утром их нашли умиротворенно лежащими друг на друге.
Они умерли навсегда. Я помню, как мечтал умереть в подростковом возрасте «на чуть-чуть». Чтобы все увидели, какой я талантливый и совершенно непонятый, и осознали, как много потеряли, потому что не ценили меня. А теперь пришла расплата — моя смерть. Одним из самых сильных и в то же время вполне банальных откровений в поле для меня стало то, что смерть тотальна и необратима.
Но самое ужасное, конечно, другое: когда ты умираешь, мир остается. Каким бы ты ни был, какое бы могущество и власть ни приобрел, мир не остановится от того, что ты умрешь или умрет кто-либо другой. Солнце будет вставать на востоке, а заходить на западе, вода будет течь, люди пойдут на работу и так далее. Дома, дороги, леса, поля — все продолжит шуршать, звенеть, двигаться, потому что это и есть жизнь, а ты — всего лишь ее мелкий и незначительный эпизод.
Я помню свой первый гроб, сделанный собственными руками. «Илюх, давай прямо щас гроб сделаем?» — «Зачем? Никто же не умер пока, чё материал гонять туда-сюда?» — «Ну я сам хочу попробовать и все такое. У меня же полное погружение в поле». — «Ну ладно, пошли». Буквально за 20 минут мы сделали гроб: взяли еловую заготовку, выбрали ткань, поработали степлером. Российский гроб делается крайне просто.
Я смотрю на мой гроб. Он обит тканью с пошловатым голубым отливом, по краю — белые рюшки. Странная штука — гроб. Вот его только делают, а он ведь уже для кого-то. Кто-то еще жив и не знает, что где-то уже для него спилено дерево и нарезана ткань. Кто-то уже кладет в гроб подушечку. И кто этот человек? Вот плод моих трудов пригодился простой русской бабушке. Она прожила длинную жизнь и в итоге легла в гроб, сделанный руками какого-то московского аспирантика. Странная история. «Это твой гроб, он уже ждет тебя в нашей конторе», или даже так: «Мой гроб еще шумит в лесу, он дерево, он нянчит звезды». Твой гроб уже давно не шумит, все готово, и он ждет тебя — просто тебя пока еще не привезли сюда.
Я смотрю на гроб. Каково это — лежать в гробу? Я кладу его на пол и ложусь внутрь сам. В гробу жестко, неудобно, но не страшно. Я вылезаю — и мне спокойно. Рядом стоят десятки таких же гробов — все они когда-то обретут свое место и своего хозяина, с которым будут долго гнить и проходить процесс минерализации в глинистой почве. «Илюх, а чё там с червями в земле?» — «Ничего, нет их там, пиздеж это все». — «Пиздеж, значит. Это хорошо». Черви мне не нравятся, как и моей бабушке не нравились мои деревенские вши.